Он тогда и правда не слишком удачно выразился. Возможно, после месяцев и даже лет дурных предчувствий уверенность в уже разразившемся конфликте зарядила его чрезмерным адреналином. Очевидно, как лесные звери инстинктивно чувствуют мощные силы, сталкивающиеся глубоко под землей и сотрясающие ее, и становятся беспокойными и возбужденными, Черчилль некоторое время ощущал геополитический тремор по всей Европе.
В 1912 году он в письме предупреждал кузена: чтобы спровоцировать ужасный конфликт между великими державами, «достаточно лишь легкой недоброжелательности или недобросовестности». И вот 28 июня 1914 года этот тектонический сдвиг наконец произошел. В тот день в Сараеве были хладнокровно застрелены эрцгерцог Франц Фердинанд и его супруга.
Черчилль относился к тем, кто с увлеченностью наблюдал, как великие державы занимают свои позиции: Австро-Венгрия против Сербии, Германия с Австро-Венгрией, Россия с Сербией. Что касается Британии, за несколько лет до этого неуклонно растущая мощь Германии породила в стране волну параноидальной популярной беллетристики, в частности шпионских триллеров Уильяма Ле Кё. В них обычно рассказывалось, как в британские деревни и небольшие городки проникают злобные прусские агенты, чтобы, устраивая там диверсии, загнать британцев в хаос. Правление кайзера изображалось как уникальное по своей жестокости намерение захватить власть и земли с помощью разных подлых уловок и психопатического насилия.
В реальной жизни эти страхи были сфокусированы в основном на целях Германии в отношении Франции. В Британии же были те, кто рекомендовал сохранять нейтралитет. А поскольку Черчилль в их число явно не входил, некоторые даже в те времена считали его кровожадным поджигателем войны.
Черчилль признавался жене Клементине в письме от 28 июля 1914 года: «Все движется к катастрофе и краху. Я же полон воодушевления, в отличном настроении и счастлив. Разве это не ужасно – так себя чувствовать? Подготовка к войне наполнена для меня каким-то отвратительным очарованием. Я молю Бога простить меня за такое пугающее легкомыслие. Но я сделал бы ради мира все, что в моих силах, и ничто не заставило бы меня ошибочно нанести удар: я не чувствую, что мы на своем острове действительно ответственны за эту волну безумия, захватившую умы христианского мира…»