, где вырос отец Михаил али прямо – через
Ёгну в Макарово и к Любегощам… где молодость его прошла?
Решил – пойду до развилки, а там видно будет: глядишь, мир и подскажет. И не поверишь! Не успел к развилке подойти, как сзади телега догоняет. «Забирайся, добрый человек, коли по пути, ⎯ предложил мужичок лет сорока, ⎯ мне ⎯ в Устюжну, если что».
Ну, коли так, думаю, забираясь в телегу, стало быть, в Ëгну первым делом и направлюсь.
До поворота к деревне путь недолгий, а за разговором, так и вовсе дороги не заметил. Возничий ⎯ Никифором звали его – кузнецом оказался из Веси, в Устюжну за железом подался.
Так и добрался.
Эрн разобрался с сетью и сел рядом с дедушкой на ближайшем камне.
⎯ В деревне устроился на постой, – продолжил тот, – к Ефросинье. Женщина лет сорока жила одна с двумя детьми. Муж погиб. Покуда та в доме возилась, дров ей наколол к зиме, воды из колодца наносил… ⎯ словом, по хозяйству помог. А к вечеру благодарная Фрося ужин на стол собрала. Огромный ароматный каравай ставит, квасу хмельного крынку, да улыбается довольная: «Спасибо, Алёша, подсобил старухе!»
За столом разговорились. Рассказал я ей, что могилку ищу одну. Объяснил, что мальчик Мишаня – сын друга моего, монаха – годков двадцать назад погиб здесь при пожаре.
– Хм… Мишаня, говоришь, ⎯ призадумалась та. ⎯ Да не ту ли могилку ты ищешь, – развела руками, – что рядом с Петром, – под кривой берёзой?!
– С Петром, под берёзой?.. – не понял я, о чём толкует, – почему кривой?
– Да, место то здесь всякому известно, – довольно закивала головой Фрося, уже нисколько не сомневаясь, – невесть сколь людей на нём побывало… А Мишаня твой… сейчас скажу… Стало быть, так… не доходя до церкви, свернёшь направо к кладбищу и шагов двадцать-тридцать пройдёшь. Там и увидишь справа берёзку, склонившуюся над могилкой – ту, что ищешь. А Пётр – тот рядом лежит, к нему дорожка усердно протоптана.
– Что ж там за Пётр такой? – смесь любопытства и странного предчувствия охватили меня, ⎯ отец Михаил ничего о том не сказывал ⎯ видать, история недавняя.
– Дак… Богом поцелованный, – говорит, – вся округа знает могилку его. Целительная она… Люди отовсюду к ней идут, вот ведь как.
– Чем же целительна? – продолжал я свои расспросы.
– Ой, милай… Долгий сказ то… – Ефросинья развела руками… – Да ладно, поведаю, коль любопытствуешь – вечер впереди долгий, стол богатый… А ты кушай, родимый, кушай, покуда я сказываю, – она заботливо подвинула ко мне каравай, – я-то поклевала чуток, покуда стряпала, а как говорю, глядишь, и голод проснётся.