– Да как она могла?! – взорвалась Ким. – Я?! Я никогда даже не думала так! Никогда! Это она… она… – её голос дрожал от ярости и обиды. – Она солгала тебе. Просто взяла и солгала. Потому что… потому что, видимо, завидовала. Или ревновала. Или хотела разрушить… нас.
Шейн смотрел на неё с лёгкой растерянностью – будто заново открывая в ней силу.
– Прости… Я просто подумал, что если ты не хочешь, то я… не должен мешать. Я не хотел навязываться.
– Навязываться?.. – в голосе Ким прозвучала почти горечь. – Ты был единственным человеком, рядом с которым я чувствовала себя не «косой», не «девочкой с родинкой», не чужой… А просто – собой. И ты подумал, что я тебя не хочу рядом?
Молчание между ними было густым, как вечерний воздух.
И в этом молчании что-то родилось.
Что-то настоящее.
С тех пор Ким больше никогда не говорила с Элис. Она не кричала, не мстила – просто навсегда закрыла ей доступ к своему миру.
А с Шейном… они стали ближе.
Их разговоры стали длиннее, прогулки – позже, взгляды – глубже. Они всё чаще сидели вдвоём на скамейке у школы, или на бордюре во дворе, болтая обо всём и ни о чём. Было что-то хрупкое и настоящее в их дружбе, в этих невинных касаниях плечом, в улыбках, которые понимали только они.
И хотя они по-прежнему оставались «просто детьми» —
между ними уже было что-то большее. Нежное. Неосознанное. Первое.
Они ещё не знали, что самое страшное бывает не тогда, когда кто-то умирает.
А тогда, когда кто-то уходит – и не попрощавшись.
Всё произошло неожиданно. Без объяснений. Без времени на «прощай».
Ким не пришла в школу. Ни на следующий день, ни через день. Сначала Шейн думал – заболела. Потом – уехала к бабушке. Потом… начал чувствовать. Что-то не то. Что-то не так.
А потом услышал от кого-то, проходя мимо:
– А семья этой девочки, Ким, уехала. Сказали – навсегда.
Навсегда.
Это слово врезалось в него, как лезвие. Он не верил. Не мог поверить. Просто не хотел.
Он пришёл к ней домой. Постучал. Один раз. Второй. Никто не открывал. Он сел у двери, обняв колени, и ждал. Просто ждал.
Прошёл час. Потом ещё. Соседка вышла, сказала:
– Их сегодня ночью увезли. Срочно. Что-то с документами… Что-то с визами… Проблемы у родителей. Уехали в спешке. Даже мебель оставили.
Шейн не понял половины слов. Ему было двенадцать. Но сердце поняло всё.