был буквально переполнен всезаполняющим его чувством радости.
А вот в Утгарде ‒ главном городе Йóтунхейма ‒ было неспокойно. Встревоженные жители – йóтуны-великаны – собрались около центрального и самого большого каменного идола.
Гигантский Монолит ‒ единственный серо-фиолетового цвета ‒ начал гудеть всё громче и громче. Постепенно к его «пению» присоединились, как по цепочке, другие магические тёмно-серые камни, чуть меньшего размера, натыканные по всей Земле Великанов.
Йóтуны сразу ободрились и начали активно воспроизводить набор звуков, что-то вроде повторяющегося резонансного песнопения. Ритуал был понятен только посвящённому. Он явно обладал психическим воздействием, а может даже вызывал изменение сознания.
Величайшая магия Монолитов не стала бы понапрасну растрачивать свою энергию. Не было сомнений, мир Йóтунхейма ‒ Земли Йóтунов взывал о помощи. Но к кому? Не ясно было, чьё сознание должна была пробудить или даже изменить гудящая «песня» Монолитов.
Жутко представить того, кто мог бы на равных сражаться с натренированными бесстрашными асгáрдцами. Такие наперечёт, особенно в Мидгарде ‒ в мире людей.
Но именно в Мидгард, не привлекая внимания, медленно и бесшумно по РадужномуМосту поплыло небольшое серо-фиолетовое облачко с крохотной мушкой внутри. Этот симбиоз продвигался интервалами, в перерывах между цветовыми всплесками на мосту Биврёст: сверкнуло, пролетел, замер, сверкнуло, пролетел, замер.
Мошка, сидевшая в полной неподвижности в своей эфирно-призрачной капсуле, не смела пошевелить ни колючими глазками, ни цепкими лапками, ни прозрачными крылышками, чтобы не создавать малейшей вибрации, способной её выдать.
В это время Род находился в Зале Магических Тайн, наполненном необыкновенно ярким светом и дивным завораживающим ароматом. Он сидел на торжественном хрустальном Кресле Пророчеств, спинка которого напоминала пятиугольник, вроде пентагóна, но с вытянутой верхней вершиной.
Резьба и огранка горного хрусталя так искусно преломляли свет, что кресло поражало блестящим многоцветьем. Пластины с вкраплениями кристаллов аметиста прозрачного и фиолетового цвета, которые лежали на широких подлокотниках кресла, тоже искрились и переливались.
Туманная дымка, обычно исходившая только от ножек кресла, сейчас заполняла всё пространство залы прохладой и немного сглаживала лучезарное сияние этого великолепия.