Он не смотрел на меня. Но я знала – он знал, что я смотрю.
Я вцепилась в этот взгляд, как в последнюю крепость, как в меч, воткнутый в землю: не сдаться. Не склониться. Не забыть. В моих глазах была не только боль – там жила ярость, чёрная, вязкая, как смола, и пульсировала клятвой: я запомню. Я дождусь. Я отдам тебе всё, что ты дал мне – только обратной стороной.
Он вдруг повернулся. Плавно. Не вздрагивая. Как если бы мы были связаны ниткой невидимой, что дёрнулась. Его глаза встретились с моими – и в тот миг воздух между нами звенел. Всё исчезло – костёр, звёзды, шум, ночь. Остались только два взгляда. Один – как сталь. Второй – как пламя, что не согревает, а жжёт.
Мы смотрели друг на друга – не миг, не мгновение, а вечность, сжатую в дыхание.
И я не отводила глаз.
Не смела. Не хотела. Не позволяла.
Потому что в моём взгляде был вызов. Прямой, страшный, голый.
Потому что внутри меня уже шёл бой.
Он медленно, почти невидимо, приподнял угол рта – не в улыбке, нет. В зловещем знании. В беззвучном "знаю".
Но он не знал.
Что я – не просто пленная.
Я – приговор.
Я – обет.
Я – смерть, что придёт не завтра, но непременно.
И я клялась ему глазами.
Что он ещё увидит этот взгляд.
Перед тем, как закроет свои.
_________
Я лежала, уткнувшись щекой в грубую степную землю, и будто сама степь впивалась в кожу – острая, жёсткая, чужая, не знавшая жалости. Тело моё было ломким, как пересохший хворост, и всё же внутри меня что-то ещё держалось – не плоть, не разум… воля. Та последняя, что у женщин перед виселицей, у зверей в капкане, у матерей над телом сына. Молчаливая, несгибаемая, тёмная, как ночь.
Я не могла кричать – и не нужно было. В этой ночной тишине, где даже костры щадили огонь, а всадники дремали, как мрачные стражи под ликом зла, – достаточно было шёпота. И я шептала. Сжав зубы, сквозь дрожь губ, сквозь треснувший голос, как молитву – но не к небу.
– Я убью тебя… – выдохнула я, и слова слетели с языка, как капли крови с лезвия. – Или сдохну сама.
Пауза. Глубокая, как колодец.
И – заключение, не крик, а печать приговора:
– Да будет так.
Это было не сказано людям. Не проклятие в лицо палачу. Не просьба к богам.
Это было обетованье степи.
Я звала предков – тех, кто шёл с мечом и не возвращался, кто сгорал, но не склонялся.
Я звала силу рода, что спит в костях, в крови, в самой моей коже.