– Ты серьёзно?
– Я тут, как тень, живу на поддельных документах.
– А ты мне “условно”? Ты знаешь, сколько на мне висит?
Он наклонился к экрану. Словно мог схватить меня за рубашку сквозь пиксели.
– А ты знаешь, сколько на тебя ещё может повиснуть, если не вернёшься?
Пауза. Он не угрожал. Он просто озвучивал реальность.
Как метеоролог: «Завтра дождь. Сегодня – прессинг. После обеда – гроза в СИЗО».
– Ты что, хочешь, чтобы тебя ловили по границам?
Он говорил медленно. Каждое слово – будто вытащено из мокрой бумаги.
– Хочешь, чтобы твои дети смотрели в глаза следователю?
– Думаешь, мы дадим тебе умереть спокойно?
Я чувствовал, как сдавливается воздух. Он говорил не голосом, а контекстом.
– Нет ничего хуже незаконченных дел, Семёныч. Мы должны это закрыть. Гештальт.
Он улыбнулся. Почти по-человечески.
– Срок – условный. Немного пиара. Интервью о раскаянии. Потом – “вернулся, исправился, стал советником депутата”.
– Серьёзно? – прошептал я.
– А репутация?
Он рассмеялся. Долго. С головой на столе, с дыханием, как после спорта.
– Репутация? Ты что, в сказку переехал?
Тут, в Ростове, всё забывается после третьей рюмки. А после пятой – ты снова человек.
Он откинулся в кресле. Глаза стали колючими, как крышка люка, которую открывают монтировкой.
– Мы всё уже решили. Осталось только твоя подпись на признании. Вернёшься – и ты опять в живых. Не вернёшься – так и будешь мертвым среди туристов.
Я закрыл ноутбук. Тихо. Без прощания. Без решения. Ночь была без ветра. За окном стоял океан. Молчал, как пустой счёт. Я лежал и смотрел в потолок. Каждая трещина – как маршрут обратной дороги. Условно. Махнуть рукой. Вернуться. Признаться. Стать “исправившимся специалистом”.
А альтернатива? Жить дальше в бегах. Прятать лицо. Умирать понемногу – каждый раз, когда звонит телефон без имени. И снова вопрос: А что будет, если я вернусь? И что будет, если я останусь – навсегда?