В этот момент появилась Констанс, которая сначала побледнела, а потом залилась краской, когда Луис склонился над ее крохотными пальчиками в перчатках. Я попытался отклонить приглашение, сославшись на дела в одном из пригородов, но Луис и Констанс не стали меня слушать и настояли, чтобы я пошел с ними. Я понял, что от меня ждут, чтобы я остался и отвлек на себя внимание старого Хоуберка. «Что ж, так тому и быть, хотя бы присмотрю за Луисом», – подумал я и, когда они остановили кэб на Спринг-стрит, сел с ними и занял место рядом с оружейником.
Великолепные парки и облицованные гранитом набережные вытянулись в линию вдоль Гудзона: их строительство началось в 1910 году и закончилось осенью 1917-го. Сейчас это место стало одним из самых популярных променадов в мегаполисе. Набережные начинались от старого Батарейного парка и простирались до 190-й стрит, с них открывался прекрасный вид через реку на берег штата Джерси с его горным массивом. В разбитых за набережными парками среди деревьев притаились кафе и рестораны, а на открытых сценах дважды в неделю играли военные оркестры.
Мы уселись на залитую солнцем скамейку у подножия конной статуи генерала Шеридана. Констанс раскрыла кружевной зонтик от солнца, и они с Луисом погрузились в тихий разговор, смысл которого невозможно было уловить. Старый Хоуберк, опираясь на трость с рукояткой из слоновой кости, закурил ароматную сигару. Вторую он предложил мне, но я вежливо отказался. Оружейник безмятежно улыбался, глядя прямо перед собой. Солнце низко висело над деревьями Статен-Айленда, а воды залива окрасились золотом. В них отражались нагретые солнцем паруса судов, стоящих в гавани.
Бриги, шхуны, яхты, неповоротливые паромы, на палубах которых толпился народ… Прямо к берегу подходили железнодорожные пути, по которым к воде подавали вереницы коричневых, синих и белых товарных вагонов. Большие пароходы гудками возвещали о своем прибытии под погрузку или разгрузку, окруженные целым сонмом малых каботажных судов, вдалеке работали драги и землечерпалки, углубляя фарватер, а по всему заливу носились, пронзительно свистя и плюясь дымом, наглые маленькие буксирчики, – весь этот водный транспорт бороздил поверхность реки, в которой отражалось солнце, насколько хватало глаз. А посередине залива замерла безмолвная флотилия белых военных кораблей, контрастируя своей неподвижностью с оживленным движением остальных судов.