Пролетел тридцать девятый год, а сороковой дошагал уже до начала июля, и у Анны наступил первый день отпуска. Свобода!
Она сидела в комнате у окна и смотрела на солнечный денёк.
За узкой пустотой, которой восходило пространство переулка, виднелись стрельчатые верхушки изгороди, за ними деревья и сквозь зелень – розовый, в белой окантовке двухэтажный особняк, принадлежавший семейству фабриканта Кнопа. Там теперь, конечно, жили другие люди, также, видимо, не без приятности взиравшие на расписные потолки и паркетные полы, точнее, на те части целого, что достались их комнатам и комнатушкам при возведении стен коммуналок. Наверняка, имелись и другие отрадные моменты, ну, например, мраморная лестница, кованые перила, или, скажем, то, что ребятне было где погулять – целая усадьба в их распоряжении!
За неимением собственного двора здесь же гуляли и дети из Аниного дома напротив (да, теперь она могла так сказать – из её дома!).
– Абдул, в штаны надул! – донеслось из усадьбы.
Это дразнили сынишку дворника-татарина.
Вспыльчивый и драчливый Абдулка в силу возраста (самый младший) не представлял особой опасности и, значит, его можно было дразнить безбоязненно. Да, дети жестоки…
Аня привстала, всматриваясь, где там её Лиза? Жаль, что их детский садик закрылся до осени, так и не выехав загород. Всё-таки надо было принять предложение Натальи Ильиничны и отправить Лизу на дачу, которую Снегирёвы снимали с начала лета. Хоть на пару недель.
Сзади пробежал ветерок, как если бы в комнате открылась дверь.
«Баба Клава с рынка вернулась», – догадалась Аня.
Она обернулась… и увидела военного, державшего в одной руке фуражку, а в другой чемоданчик. Серый френч его украшали орден Красной Звезды и золотистый знак участника Хасанских боёв, в чёрных танкистских петлицах было по две «шпалы».
– Здравствуйте, товарищ майор, – улыбнулась Аня, сразу узнав сына Клавдии Семёновны, будучи, правда, знакома с ним исключительно по рассказам бабы Клавы.
– Добрый день, – ответно улыбнулся Николай Дмитриевич Колпин. – А вы, если не ошибаюсь, Анна? Мне о вас мама писала.
Аня невольно загляделась – так хорош он был! Правильные черты лица против обыкновения вовсе не придавали ему холодности, но создавали ощущение какой-то славной гармонии, а от улыбки и лучистых глаз исходил добрый свет. Может, он и не был на самом деле так хорош, но таким его увидели её глаза и сердце, которое вдруг ожило, словно в пересохшее русло хлынула река.