В эту же категорию я бы включил и рабочих сцены. Среди комментаторов существует тенденция воспринимать их как совершенно отдельную группу ввиду того, что рабочие сцены трудятся главным образом за кулисами и взаимодействуют с посетителями, только если это категорически необходимо. Такой подход может быть по меньшей мере частично обусловлен давним и несколько буржуазным предрассудком, который коренится в истории рабочих сцены как группы. Обычно считается, что они потомки цирковых семей, которым с конца XVII века было разрешено арендовать зимние квартиры во внешних районах в обмен на оказание услуг недавно расширенному Шоу. Тот факт, что сегодня рабочие сцены по-прежнему считаются обитателями внешнего контура, а не тайных анклавов внутреннего района Округа, вероятно, тоже дает самым скудоумным комментаторам основания увековечивать подобный статус группы.
[Продолж.]
Пересекая пространство, через которое они входили, Джульетта разглядела впереди высокие силуэты.
Вблизи они оказались хрупкими ветвями почти голых деревьев – целого леса деревьев. Между ними вилась узкая тропа, и Джульетта шла, пригибаясь под тщедушными ветками, пока не достигла прогалины. Сверху вниз лился белый свет, в бледном луче дрейфовала пыль. Жесткий, неестественный свет прожектора, и Джульетта подождала, но потом сдалась и зашагала дальше, не зная, пропустила ли сцену или свет горел постоянно, освещая медленный танец пылинок.
Тут и там на деревьях за прогалиной висели серебряные украшения. Одного Джульетта коснулась, оно повернулось на нити, и благодушно улыбающееся стариковское лицо сменилось злобно сморщенным лицом гнома. Джульетта убрала руку, и снова явилось лицо старика, но теперь она знала, что там, на обороте, и в доброй улыбке как будто различала тень насмешки. Джульетта пошла дальше, немного волнуясь, оставляя позади крутящиеся подвески, сменяющие друг друга оскал и улыбку.
За лесом открылась улица, окаймленная торговыми заведениями с освинцованными витринами. Обычная на вид галантерея соседствовала с магазином, полным разбитой домашней утвари, а в следующем не было ничего, кроме трех богато обрамленных портретов на мольбертах за прилавком. Портреты – пожилые мужчина и женщина и девочка в высоком жестком воротнике – смотрели наружу, как трио возмущенных владельцев.