За последней витриной открылась более теплая, успокоительная сцена. В янтарном свете магазина совсем седой мужчина полировал медные гирьки старинных весов. Мимо Джульетты прошла женщина в маске с лентами, открыла дверь, и он поднял глаза, просияв, словно увидел старейшего, любимейшего друга. Бросился навстречу, схватил женщину за руку и повел ее в глубину магазина. Джульетта подождала, но дверь за стойкой не открылась, ни старик, ни женщина так и не появились, и она пошла дальше.
В конце улицы она отыскала белую дверь, утопленную в стене из тяжелого камня. Из-за двери доносился перебор нот, ярче и ближе, чем музыка, игравшая с тех пор, как она пришла на локацию. Открыв дверь, она очутилась в небольшом клубе; пары в масках сидели за столиками, потягивали напитки и слушали, как старик играет на дряхлом пианино. Выглядел он так, словно вышел из голливудского фильма: на глаза надвинута федора, сигара свисает с губы.
Дверь в дальней стене открылась, и в зал вошла женщина. Она была в голубом бисерном платье и несла клетку, где стрекотала металлическая птица на проволочной жердочке. Клетку женщина поставила возле пианино и темным, хриплым голосом повела мелодию. Хотелось остаться, окунуться во все нюансы сцены, разобраться, что все это значит, но тысячи других неувиденных событий искрили и притягивали к себе. Перешагнув порог дальней двери, Джульетта ступила в вагон. Двери купе скрывались за голубыми бархатными портьерами, а ступеньки в конце вагона вели наверх – похоже, в церковь. Когда Джульетта повернула ручку, в тяжелой двери открылась лишь одна низкая панель, и пришлось пригнуться, чтобы протиснуться в галерею, полную стеклянных снежных шаров.
В художественной студии женщина рисовала девушку, обнаженную под текучей прозрачной тканью. За ними тикали часы, вторая стрелка бесконечно застревала. В широком зале с дорогим паркетом плакала в тени темноволосая девушка, а юноша уходил прочь. С галереи открывался вид на бальный зал с воздушными занавесями, и за ними танцевала, кружилась пара, а с других балконов и через окна в вышине наблюдали лица в масках.
Залы, залы, лестница за лестницей. Этажи друг с другом не совпадали, а некоторые коридоры откровенно нарушали законы физики. Порой двери не открывались, лестницы никуда не вели, окна смотрели в комнаты, которых иначе не найти. Одни выглядели так, словно их обитатель только что вышел, оставив раскрытую книгу на неубранной кровати. Другие – как будто в них годами никто не заходил. Стены покрыты фотографиями, набросками, страницами, вырванными из детских книг, письма и записки вываливались из ящиков на захламленные полы. В неосвещенных углах висели портреты – лица расплывчаты, как призраки в темноте.