– В школу?
– Будет лучше, если все будет нормально, как всегда.
Мачеха направилась было к двери, обернулась:
– Соболезную. Тебе должно быть непросто.
– Кто такая Мадлен?
Мачеха остановилась, ладонь застыла на дверной ручке.
– Где ты услышала это имя?
– Он сказал. Перед тем как вы вошли.
До этой была другая мачеха и еще множество мимолетных фигур, которых Джульетте, если постараться, может, и удалось бы назвать по именам, но об одной женщине она не знала ничего. За эти годы отец рассказывал кучу историй, избавляясь от старых версий так же небрежно, как от порушенных отношений. Для прекраснодушного романтика она была первой любовью. Для измученного миром циника – той, что завлекла его, разбила ему сердце. Она была танцовщицей, девушкой из бара, цыганкой. Он потерял ее из-за несчастного случая, другого мужчины, неизлечимой болезни. В раннем детстве Джульетта не замечала нестыковок. Только позднее она осознала, что у других людей родители понятные. Больше ни у кого мать не преображалась, не меняла форму, как персонаж греческого мифа. Но истории уже успели так запутаться, что она еле-еле продиралась к тому, о чем хотелось спросить. И даже если спрашивала, ее вопросы встречали непривычной резкостью. Это не имеет значения. Ее мать мертва, и он не хочет об этом говорить.
Были времена, когда она думала додавить его, но правда состояла в том, что отец был мастер уходов, Гудини сердца, и глубоко внутри она опасалась, что ее саму тоже оставят в прошлом. Так что она позволяла ему плести эту запутанную сеть историй, пока сама не перестала понимать, что слышала от него, а что соткалось из ее собственной отчаянной тоски.
– Не знаю никакой Мадлен. – Мачеха открыла дверь. – Мне пора.
Она вышла, и через несколько минут Джульетта услышала, как закрылась входная дверь.
Джульетта стояла, мысленно ощупывая рваные, неровные края неведомо чего внутри грудной клетки, и тут затрезвонил телефон. Он прозвонил несколько раз, прежде чем Джульетта сообразила, что надо ответить.
Она вышла в прихожую и сняла трубку:
– Алло?
В динамике трещали помехи. Сквозь них она едва разбирала голос.
Стивен? Стивен?
Она крепче прижала трубку к уху.
– Кто говорит?
Наступило молчание – возможно, в ответ на ее слова, – и затем голос раздался снова:
Стивен? Стивен?
Джульетта ответила сердито и нетерпеливо: