– Видишь вон ту стойку с различными склянками?
Я беглым взглядом посмотрел по сторонам и обнаружил, что мы находимся в забытом богом месте. Судя по всему бога здесь никогда и не было, как впрочем, и благих намерений. Проще говоря, бог не слышал об этой таверне, которая носила вполне характерное для неё название – «taverna veselogo dyavola». Написано было латиницей, причём коряво и криво, будто кто-то учился писать, взяв в свои руки лезвие ножа. Этот кто-то (надо отдать ему должное) очень даже постарался выцарапать эту надпись на трухлявой широкой доске, прибитой над барной стойкой. На неё-то и смотрел Малахий своими малахитовыми глазами.
– Ты же говорил, что в здешних местах лучше не задерживаться и тем более не вкушать местных яств. – Недовольно пробухтел я, пытаясь понять, на что же похож запах пойла.
Малахий улыбнулся и с явным наслаждением потянулся к своей кружке. Сделав пару жадных глотков, он высокопарно произнёс:
– Лови момент! – Его глаза заблестели. – Другой такой с таким душистым элем нет, и никогда не будет!
Я нахмурился, а он поддел:
– С каких это пор ты стал ханжой?
Я не ответил и отодвинул от себя кружку. Малахий усмехнулся и откинулся на спинку стула.
– Это конечно не фиговый плод, – искушая самого себя, сладко запел он, искоса посматривая на барную стойку, – но обзавестись такой бутылочкой было бы неплохо. К тому же в них не яд, а нечто похуже. Испив хоть раз той дряни, ты на веки вечные станешь рабом. – Он ехидно улыбнулся. – Счастливым рабом! – С каждым произнесённым словом в его глазах разгоралось безжалостное пламя. – Ты только подумай! Подумай и представь, какая возможность может попасть в твои руки!
Я откинулся и скрестил на груди руки.
– Желание! Страсть! – Разгорячился Малахий. – Иллюзия счастья – вот что движет людьми! Вот что не даёт им покоя! Дай человеку то, что он заслуживает и тогда проклянет тебя, обругает. Дай ему то, что хочет и человек станет твоим рабом, потому что придёт и попросит ещё. Попросит! И будет просить! Будет умолять, будет ползать в ногах как червяк и лобызать твои пятки!
Договорив, он расхохотался как умалишенный Собственная речь и какая-то тёмная, не выраженная, шальная мысль раззадорила его, раздразнила. Он, возбуждённо обжигая глазами, посматривал по сторонам, ожидая оваций либо публику.