В гостях у людей - страница 2

Шрифт
Интервал


– Эй! – Прокричал я, и мне ответила тишина и мой желудок, который ворчливо заурчал, требуя обильного ночного перекуса. К чёрту всё! Я не собираюсь пускаться во все тяжкие и ублажать грех чревоугодия!

Позади меня была стена – кирпичная холодная. Я припал к ней спиной как припадают челом к ногам спасителя. Кругом царила и давила на глаза непроглядная тьма. Держу пари, этой ночью кто-то сжульничал, обокрав жителей неба, прибрав к рукам все звёзды и Луну. К слову, наступил мой персональный судный день: ни уличных фонарей, ни света в конце тоннеля.

Тяжело вздохнув, я сполз по стене и, усевшись на земле, закрыл глаза. Голова моя свесилась, и я почувствовал, как накопившаяся за годы усталость постепенно оседает на моих угловатых плечах, скапливается, давит. Раздавливает. Вдалбливает в меня понимание, что я ослаб и выдохся за эту обреченную на скитания жизнь, которая не стоит и ржавой кофейной банки.

Не в силах пошевелиться, испытывая странное состояние больше похожее на сонный паралич, я с ужасом обнаружил в своих обессиленных руках изрядно потрёпанную книгу. Вот она – эта потусторонняя данность бытия, которая порождает внезапное ясное понимание невесть откуда взявшейся ноши. Я знал, что в этой книге записана вся моя жизнь со всеми её отсылками и сносками во всех подробностях. И будь прокляты эти знания, ибо возникают такие книги самым обычным и привычным для них способом – из первозданной пустоты! Они сами по себе, как свидетельство о смерти. Рядом с той же силой невыразимо разила прежняя жизнь, но только с истёкшим сроком годности. Подул ветер,… скоро рассвет. Мне некуда идти.

Я есть одиночество в темноте перед закрытой дверью.

Можно подумать, что тьма испугалась моего смертельного одиночества и стала отступать. Помойные баки прорисовывались всё чётче, будто их дорисовывал невидимый художник, как вдруг я увидел их грязно-зелёный цвет. Впрочем, грязным цветом здесь было вымазано всё, включая воздух и меня самого, даже эта стена и сетка для забора, отделяющая этот черный вход бара от мало знакомой мне улицы, имела замшелый и искорёженный вид. Именно эту сетку и осветили первые проблески рассвета, а крошки света просочившись сквозь неё, золотистыми пылинками упали на моё бледное тело. Послышались шаги, я вздрогнул и резко поднялся с земли.