Воспоминания сменялись, как картинки в диапроекторе. Вот душевая, полная шума воды, пара и криков. Зорге вымылся первым и пошёл в раздевалку. Там на скамейке возле длинного ряда вешалок сидел Шило и улыбался.
– Зырь, чё щас будет, – сказал он.
Зорге удивился, как человек может испытывать такую искреннюю радость от того, что делает другому гадости. Зорге быстро оделся, стараясь не смотреть на Шило. Голень запуталась в шортах, и он запрыгал на одной ноге.
– Щас, щас, – повторял Шило.
Зорге справился с одеждой, попутно убив комара, который приземлился прямо ему на предплечье. Комар был с кровью. Шило хихикнул, и Зорге испытал непреодолимое желание врезать ему прямым с левой. Именно этот удар, который, как объяснил тренер, в остальном мире называют джебом, он тренировал перед поездкой в пионерлагерь.
В раздевалку, смеясь, толкаясь и разбрызгивая капли воды, ввалились ещё несколько мальчиков, и Зорге отвлёкся от откормленного лица Шила. Тот, захлёбываясь от восторга, уже предупреждал вошедших, что сейчас будет представление.
Раздевалка постепенно заполнилась мальчиками, они переодевались, одежды на крючках становилось всё меньше, в душевой по-прежнему шумела вода. Шило продолжал ухмыляться и подмигивать. Все крючки опустели. Вода смолкла.
– Валим, валим, – тихо сказал Шило. Ребята гурьбой, толкаясь и смеясь, высыпались из раздевалки и столпились у входа. Шило опасливо осмотрелся, но никого из вожатых поблизости не было.
В проёме двери показалась долговязая фигура Немца, и Зорге подумал – а куда же он девал свою юлу? Немец полностью вышел из клубов пара, и Зорге удивился его болезненной худобе. В школе им показывали документальный фильм про войну, часть которого была посвящена фашистским концентрационным лагерям, и вот Немец как будто вышел из такого лагеря смерти, бледный и истощённый. На пляже он не снимал майку и не купался, и до этого момента Зорге не видел его торчащих рёбер и ключиц, ступней, которые казались непропорционально большими. Было ещё кое-что непропорционально большое, болтающееся внизу живота, как будто отнятое от тела взрослого мужчины и для смеха приделанное к промежности Немца. Отец иногда брал Зорге с собой в баню, и даже там, где все были голые, таких больших штук не было почти ни у кого. Не то чтобы Зорге специально обращал внимание, просто его собственная пиписька разительно отличалась от увиденного.