***
Он внутри стеклянной дыры, в самом конце которой что-то блестит. Артур тянет руку к этому блеску, но не дотягивается. Сияние как будто отдаляется, и мальчик проскальзывает в дыру целиком, и рука проваливается в сияние, как в горячий студень. Колючий разряд прошивает тело от кончиков пальцев до копчика. Сияние затягивает Артура внутрь, и от нестерпимого света он закрывает глаза.
Открывает их уже на земле. Его не затянуло в синий свет, а отбросило назад. Артур лежит на спине, и синее небо над головой кажется частью той синевы, которая поглотила какую-то часть его в стеклянной норе. В нём что-то изменилось, как будто внутри теперь есть ещё что-то, новый внутренний голос, который не знает слов. Артур поднимается. Вокруг него сотни насекомых собрались в круг – бабочки, стрекозы, муравьи, жуки, даже водомерки сбились в кучу возле края лужи у него за спиной. Новая часть в голове Артура говорит: прочь. Вернее, не говорит, а испускает импульс, который можно перевести на человеческий язык именно так. Кончики пальцев зудят. Все летающие разлетаются, ползающие ползут прочь. Артур смотрит на руку, которой касался синего света. Посередине ладони небольшая рана размером с двухкопеечную монету. Артур слизывает кровь, и внутри становится теплее. Ещё один импульс щекочет голову изнутри. Артур понимает – ему нужно вернуться домой, и этот дом очень далеко.
***
Руки Артура перевели систему управления кораблём в ручной режим. Мощности двигателей должно хватить, чтобы добраться до того места, куда стремился хозяин жёлтых глаз, хозяин Артура. Похожий на обломок метеорита, его корабль болтался на орбите почти двадцать земных лет, с тех пор, как исследовательский модуль потерпел аварию и стал непригоден для возвращения. Мальчик вовремя откликнулся на зов, но возвращение домой заняло больше времени. К счастью, земные технологии быстро достигли нужного уровня.
Тело Артура пошевелило пальцами. До запуска двигателей оставалось ещё несколько секунд. За много лет хозяин жёлтых глаз привык к новому телу. Немного жаль, что скоро с ним придётся расстаться.
ИССЕЧЕНИЕ
Муравицкий, ненавидя в себе эту черту, следил, как в рюмке Демьяна Ильича с каждым глотком убывает коньяк. Если бы тот только мог знать, каких усилий стоило достать в этой глухомани настоящий армянский «Арарат» ещё довоенного разлива. В бутылке оставалось меньше половины, а до полуночи было ещё далеко. Муравицкий перевёл взгляд на лицо своего гостя. Демьян Ильич отставил рюмку на широкий подоконник и задумчиво смотрел в окно, на старый тенистый парк, скрытый темнотой. Старый врач в свете электрической лампы выглядел настоящим русским интеллигентом, выходцем из прошлого столетия, с крупным крутым лбом мыслителя и окладистой, ещё не полностью седой, несмотря на почтенный уже возраст обладателя, бородой. Если бы Муравицкий мог нарисовать портрет Демьяна Ильича, то этот рисунок можно было бы повесить на стену кабинета среди портретов Бехтерева, Лазурского и Чечотта. Кстати, портреты – это первое, что одобрительно отметил Демьян Ильич при входе в кабинет Муравицкого, одобрительно заворчал, что имел честь быть знакомым со всеми тремя выдающимися учёными. Муравицкий промолчал, что он привёз с собой только портреты Бехтерева и Лазурского, а Чечотт принадлежал прежнему хозяину кабинета, безымянному польскому врачу.