] – еврейский, греческий и латинский – подчиняются определенным правилам, но и другие девять, которые обычно называют – как я полагаю, незаслуженно – варварскими. И не должно оставаться ни сомнения, ни неведения относительно того, что всякий язык может быть приведен к правилам разума и [грамматической] науки»
30. Впрочем, эгалитаристские взгляды Библиандера на классификацию языков, как и его представления о единых основах всех религий, не получили широкого одобрения у современников (Christ-v. Wedel 2005, 45–55). Вопрос о статусе отдельных языков продолжал находить на протяжении XVI и XVII вв. различные и противоречившие друг другу решения (см. Formigari 2004, 83–94).
Как видно из этих наблюдений, строгая иерархия языков в XVI в. не оставалась непреложной догмой, однако продолжала влиять на образовательные приоритеты, интенсивность и регулярность обращения к тем или иным языкам в ученых трудах. Такое положение дел подкреплялось особой ролью некоторых языков для научных дисциплин, имевших университетский статус: латинского языка – для юриспруденции, латинского и греческого – для медицины, греческого и древнееврейского – для теологии. Однако географические открытия, религиозная реформация и подъем национального сознания, которыми была отмечена рассматриваемая эпоха, заметно повлияли как на расширение языкового горизонта европейцев, так и на переосмысление статуса уже известных языков. Далее в отдельных очерках мы постараемся показать основные факторы, повлиявшие на расцвет языковых штудий в XVI в.
Гуманизм и занятия классическими языками
К началу XVI в. потребность в освоении заново открытых или известных, но не переведенных на латынь античных текстов сделала предпочтительным для образованного человека знание обоих классических языков (utriusque linguae) – латыни и древнегреческого. Пьетро Бембо, изображенный в диалоге Спероне Сперони «О языках», восклицает: «…Господь одарил нас любовью к языкам в такой мере, что никого более не сочтут философом, если он не знает в совершенстве греческий и латынь»31.
Лингвистический императив гуманистов проецировался в том числе на биографический дискурс – как в отношении современников, так и ретроспективно. Например, в гесснеровском жизнеописании Галена (II в.), предпосланном собранию сочинений 1562 г. (Galenus 1562, α†2a-C†4a), отдельный параграф посвящен вопросу о том, какими языками тот владел («Linguarum diversarum cognitio») (Galenus 1562, β†4b- β†5a). В первую очередь обсуждается знание греческих диалектов, но также латыни