За дверью послышалось какое-то движение, и сердце забилось чаще. Секунды тянулись мучительно долго. Наконец, щелкнул замок, и дверь приоткрылась. В образовавшейся щели показалось лицо Аделины.
Она выглядела немного уставшей, но все равно невероятно красивой. Ее глаза, обычно искрящиеся весельем, сейчас казались чуть более серьезными. На ней была простая домашняя футболка и шорты, но даже в таком виде она излучала какое-то особенное очарование.
– Привет, – тихо произнес я, протягивая ей пионы. – Это тебе.
На ее лице промелькнула тень удивления, а затем появилась легкая улыбка.
– Привет. Милош! Спасибо, – она взяла букет и тут же поднесла его к лицу, вдыхая аромат. – Я люблю пионы.
Этот простой факт, что она любит пионы, почему-то вызвал во мне волну тепла.
– Я рад, что угадал, – ответил я, чувствуя, как напряжение немного отступает. – Можно войти?
– Да, конечно! Только у меня не убрано, Лилия еще сегодня не заходила! Обычно она помогает мне убираться, – ответила Аделин сквозь призрачную улыбку. Я вошел и разулся у выхода.
– Чай или кофе? – спросила Аделин, уходя на кухню. Шагая, она вела двумя пальцами по шершавой стене, словно чтобы убедиться, что идет в нужном направлении. Я пошел следом за ней.
– Если можно чай, тебе помочь его заварить? – спросил я.
Аделин элегантно рассмеялась, прикрывая рот ладонью. В ее смехе не было насмешки, скорее легкое удивление.
– Спасибо, Милош, с обычными, жизненными делами я справляюсь сама! – ответила она с улыбкой.
– Понял, извини! – пробормотал я, чувствуя, как щеки начинают гореть.
– Кстати, я бы еще хотел извиниться за то, что пропал… Мне… срочно нужно было уехать по работе, связи не было там…
Я солгал, зная, что она все равно не сможет увидеть мою разбитую губу. И, наверное, даже если бы увидела, я бы все равно солгал. Правду ей знать было нельзя, ради ее же безопасности.
– Милош… – начала Аделин с явно выраженной грустью. Неужели Кирилл ей все рассказал? – Не нужно извиняться, я все понимаю!
Я сглотнул плотный ком слюны, ожидая подвоха в ее словах.
– Что же ты понимаешь? – переспросил я, стараясь сохранить спокойствие, хотя внутри все кипело.
– Люди с ограниченными возможностями – это абуза! – вызверилась она, понизив свой голос, словно боялась, что кто-то услышит ее слова. В ее глазах плескалась не жалость, а… отвращение… ко мне или к самой себе?