Естественно, постоянные придирки привели к тому, что Рогозин плюнул на скромность и начал огрызаться. Скандалы из-за всякой ерунды начинались с момента, как он переступал порог квартиры и продолжались до ночи.
Через некоторое время выяснилось, что у Ирины появился мужчина. Как-то очень резко, в один совсем не прекрасный день жена собрала свои вещи и объявила, что уходит к другому.
–– Ты пойми, любовь давно прошла. Зачем мучить друг друга? – Отводя глаза, сказала она.
Ей было неловко, а ему отчего-то стало стыдно за неё, так что лицо запылало. Потом захлестнуло волной гнева:
–– Ушла и ушла. Давай вали к своему! – Тут он прибавил непечатное слово, потому что парня понесло.
Когда за Ирой захлопнулась дверь, Валера дал выход злости. С криком: «Хех!» – для начала перевернул стол на кухне, разбросав по полу ужин, приготовленный женой. Картофельное пюре живописно размазалось по кафелю, сверху шлёпнулась котлета. Потом отправился в спальню, где содрал с кровати постельное бельё и в гневе принялся топтать его.
Валера собирался буйствовать дальше, но мысль о том, что наводить порядок придётся именно ему – немного охладила пыл. Он сел в кресло, пригорюнился. Гнев испарился, оставив взамен тягучую тоску и боль, похожую на зубную – глухую, ноющую.
А потом пришла мысль о том, что её можно заглушить. В холодильнике стояла непочатая бутылка водки и Валера приложился к ней прямо из горла. Облегчение действительно пришло вместе с забытьём. А наутро, на пару с похмельем боль вернулась. Так и повелось – с утра Рогозин глушил боль, а к вечеру начинал тосковать по новой.
Человеческая память – странная штука и через неделю после ухода жены Валере начало казаться, что жизнь с Ирой была наполнена только счастливыми моментами. Все передряги, мелочные скандалы и придирки испарились. Остался лишь светлый образ, нестерпимо терзающий душу.
В это время Валера сблизился с Михалычем, соседом с пятого этажа. Одиночество давило звенящей тишиной, разрывало душу воспоминаниями, казалось невыносимым. Вроде бы ничего страшного не произошло, Ира была жива и здорова, просто ушла к другому, но почему-то с каждым днём Валерию казалось, что он потерял часть своей души, более того – что этот кусок из него беспардонно выдрали, оставив болезненно кровоточащую рану.
То ли дело Михалыч. Если страдал от одиночества, то умело это скрывал. Казалось, смысл его жизни сводился к общению с соседями. Состояние опьянения было для него столь же привычным, как для любого человека нормальным является дыхание. Будучи на пенсии, он умудрялся употреблять каждый день, чаще всего за чей-либо счёт.