Нагнувшись, она что-то покрутила внизу, поднимая изголовье кушетки. Теперь я полусидел и в таком положении чувствовал себя как будто увереннее. В руках у врачихи оказался большой альбом для фотографий. В таком же альбоме с железной застежкой хранились наши с матерью фотографии и праздничные открытки. Я их часто разглядывал и переставлял то так, то этак, но все равно больше половины страниц оставались пустыми.
– Сейчас я тебе буду показывать фотографии, а ты на них просто смотри. – Врачиха поставила альбом на свою черную коленку и открыла.
Внутри этот альбом оказался не таким, как наш. Он был сделан для больших фотографий, и каждая страница представляла собой картонную рамку. Я увидел красивый осенний пейзаж. Над желто-багряным лесом плыли круглые облака, и меж березовых стволов уходила вглубь леса тропинка, едва заметная под опавшей листвой.
Врачиха перевернула страницу. Снова лес, но другой: мощные сосновые стволы уходят вверх. Крон не видно. Только тень от хвои пятнами лежит на стволах.
– Что это? – спросила врачиха, выглянув из-за альбома.
– Лес. Сосны.
– Так лес или сосны? Выбери что-нибудь одно.
– Лес, – сказал я.
– А где бы тебе больше хотелось жить – в лесу или у моря?
– У моря.
Она перевернула сразу несколько страниц, и я увидел скалистый берег моря и белый домик над обрывом. Море бушевало, над ним клубились тучи, а на горизонте поднимался черный смерч.
– Это место тебе подойдет? – спросила врачиха.
– Не знаю… Подойдет, наверное. – Я никак не мог понять к чему она клонит.
– А буря тебя разве не пугает?
– Ну… Здесь же не всегда так.
Море, подчиняясь ее пальцам, исчезло. Я вздрогнул и уставился на следующую страницу, не веря своим глазам. Там была женщина. Совсем голая, без одежды. Подняв руки, она потягивалась в нежном розовом свете или, может быть, танцевала, изогнувшись всем телом, полузакрыв глаза. У нее были полные, темные губы и такие же темные соски – не круглые, а вытянутые, как будто повторяющие ее движение. Раздетую женщину я видел впервые в жизни. И сразу подумал, что женские и мужские тела отличаются гораздо сильнее, чем лица. Но тогда я не мог понять – чем именно, и потом все думал над этим, и только недавно смог уложить это различие в слова: в мужской наготе – агрессия и алчность, а в женской – щедрость и доброта.