Я смотрел на фотографию и восхищенно думал: «Неужели все женщины на самом деле – такие? И эта врачиха под халатом – тоже?» Но, взглянув на нее, увидел, что врачиха пристально наблюдает за мной, поджав губы. И сразу улетучилось ощущение безмятежного золотого счастья, от которого сжималось горло.
– Посмотрел? – спросила она. – Переворачивать?
Я нехотя кивнул. Но то, что было в этом альбоме дальше… Снова розовая комната, и в ней – переплетенные обнаженными телами женщина и мужчина. Женщина была та же самая, с теми же полными, почти негритянскими губами, светящаяся необыкновенной, южной, тропической красотой. Она прижималась к мужчине спиной, подставляя себя его рукам, и, закрыв глаза, поворачивала лицо, чтобы он мог достать до ее губ своими, и на ее шее проступало тонкое, натянутое сухожилие. Она обнимала мужчину отведенными назад руками, будто была прикована к нему. А его руки с широкими ладонями тянулись к темному треугольнику внизу ее живота. И еще ниже угадывалось самое главное – то, от чего невозможно было оторвать взгляд – место, где соединялись, сливались их тела. Но там уже была серая картонная рамка, и я видел, что фотография просто сползла и если поправить ее, то можно увидеть все.
– Поправь фотографию, если хочешь. – Голос врачихи донесся откуда-то издалека. И я уже потянулся к альбому, но что-то остановило мою руку. Я растерянно посмотрел на врачиху и мотнул головой.
– Ну не хочешь, как хочешь. – Она слегка отодвинула альбом. – Скажи мне – что ты здесь видишь?
– Здесь?
Больше всего меня поразила та свобода, с которой вела себя женщина на снимке. Это была свобода, которую я не мог представить. Это была свобода танца, свобода сна. Возможно, эта женщина – такая же, как живущие в нашем поселке, и ходит обычно в каком-нибудь унылом платке, в ватнике, и даже глаз ни на кого не поднимает. Но что-то оказалось сильнее ее, и теперь она другая. И все движения этого танца ее тело вспомнило само собой…
– Ну так что же здесь, на фотографии?
– Здесь… Женщина и мужчина.
– И что они делают?
Я молчал.
– Ну, смелее!
– Не знаю…
– Не знаешь, что они делают?
– Не знаю, как это назвать.
– А ты назови как-нибудь. Любым словом.
– Они…
– Ну… – Врачиха подалась вперед, будто хотела помочь мне, ее выщипанные брови поползли вверх, а губы вытянулись трубочкой, словно она сама готова была сказать это вместе со мной.