Но чем дальше я углублялась в лес, тем сильнее мою уверенность подтачивали сомнения. Чем меньше солнце проглядывало сквозь плотные кроны становящихся все выше деревьев, тем более темная тень окутывала и мою душу. Дорога, и до того едва видимая среди разнотравья, окончательно исчезла на голой лесной земле. В лощине больше не было видно моего ориентира – вершины священной горы – и даже опустившееся после полудня солнце скрылось за южным склоном. Холодный ветер вновь заставил мою кожу покрыться мурашками. В ветвях деревьев то и дело громко пронзительно и как-то отчаянно кричали птицы, заставляя меня вздрагивать. Когда лес погрузился в сумерки, я поняла, что заблудилась.
Я остановилась, чтобы оглядеться. Со всех сторон меня окружали высокие деревья, шуршащие и скрипящие на ветру. Все они казались мне совершенно одинаковыми. В голову пришло что-то из научений старших про мох, растущий на определенной стороне ствола, но я совершенно не могла вспомнить, какой. Как женщину меня не учили ориентироваться в лесу, никому и в голову не могло прийти, что когда-то это знание может мне пригодиться, и это не было одним из веселых развлечений вроде стрельбы из лука или верховой езды, в которых я и сама рада была поучаствовать в детстве.
Прямо над моей головой взлетела, громко хлопая крыльями, крупная птица, и я вздрогнула, невольно задрав голову и силясь понять, несет ли она мне угрозу. Но она уже скрылась, и мне оставалось лишь сжаться под тяжелой буркой и плотнее прильнуть к боку коня – мне давно пришлось спешиться, чтобы двигаться дальше в чащу. Мне казалось, что прошло совсем немного времени, и солнце еще должно было быть высоко, но под сенью деревьев было уже почти совсем темно, а сквозь плотные кроны едва было видно небо.
Я двинулась было вперед, но тут же остановилась. Что, если я иду не туда? Не видела ли я уже это дерево со странно вывернутой веткой раньше? В голову тут же полезли рассказы о том, как люди блуждали в лесу кругами, пока не умерли от голода. Джэгуако пели, что их запутывали черные джины. Может быть, и мне они морочат голову.
Я еще сильнее вжалась в круп коня, надеясь найти в его тепле успокоение. Деревья как будто стали ближе. Они показались мне кольями высокого забора, клетки, из которой мне не выбраться. На глаза навернулись слезы. Какая же я дура. Возомнила, что смогу добраться до священной рощи у подножья самого Ошхамахо. А ведь раньше я без отца даже аул-то не покидала! И вот теперь я сгину здесь в лесу совсем одна. И отец погибнет. Две глупые смерти вместо одной. Дура. Дура. Дура.