. Из всех вещей, которые мне, дочери князя, приходилось делать, хождение на котурнах я ненавидела больше всего. Двигаться в них можно было только малюсенькими шагами, из-за чего на преодоление одной только комнаты уходила, казалось, целая вечность. Но такова была плата за высокое положение, ведь по традиции носить эту обувь дозволялось лишь благородным. Многие гуащэ даже гордились этим. Я подтянула ходунки к себе и просунула одетую в мягкий чувяк
16 ногу в обтянутый красным бархатом ремешок. Повторив то же да другой ноге, я с трудом поднялась, опираясь о стену. Ну что же, теперь дело за малым: пройти в таком виде до выхода со двора. Мне хотелось верить, что я доберусь туда до заката.
Едва передвигая ноги и изо всех сил стараясь сохранить равновесие, я двинулась к двери. Каждая неровность на земляном полу грозила стать последней в моей жизни, но я проделывала этот трюк уже далеко не в первый раз и была уверена, что справлюсь. Менее утомительным такое передвижение, конечно, не становилось.
Во дворе меня уже ждал отец. Он, как всегда, нарядился как заправский удалец. Его алую черкеску, кажется, можно было разглядеть из соседнего аула, а газыри так и сверкали на изредка пробивающемся из-за облаков солнце. Я чуть улыбнулась, упустив голову: по статусу отцу было положено облачаться в белый, но он категорически отказывался следовать традициям, предпочитая щегольские наряды, более подходящие молодым горячим джигитам. Скакал на коне и боролся он, впрочем, тоже наравне с ними.
Отец поправил шапку и сдержано кивнул мне – большее было недопустимо при свидетелях – и мы двинулись по двору со скоростью улитки, которую только и позволяла моя обувь. У ворот отца уже ждал оседланный конь, а меня – повозка.
Джэгу проходило на просторной поляне на окраине аула, прямо на берегу реки. К нашему приходу там собралась уже большая часть аульчан и немало гостей из соседних селений. Меня, как положено, встречали девушки и музыканты. Но, стоило мне сойти с повозки, я даже в такой толпе нашла взглядом знакомый силуэт, тем более что на высоких котурнах я возвышалась даже над некоторыми мужчинами.
Нурби стоял чуть в стороне от большинства гостей и разглядывал их из-под высокой белой папахи. Он по своему обыкновению был одет скромно, в темно-синюю черкеску на черный бешмет. Его знатное происхождение выдавал только изыскано украшенный кинжал заморской работы на поясе – даже богатые уорки не могли позволить себе такое сокровище.