– Спальня там, – кивнул Макаров. – Но это не главное. Главное – в гостиной.
Но Арион сначала пошел в спальню. Он должен был увидеть все по порядку. Комната была такой же белой и пустой. На огромной кровати, под аккуратно расправленным одеялом, лежала женщина. Молодая, лет тридцати, с красивым, но теперь безмятежно-пустым лицом. На ее теле не было ни следов насилия, ни крови. Она была похожа на спящую красавицу из сказки, которую забыли разбудить. Эксперт, стоявший в углу, тихо сказал Макарову: «Предварительно – передозировка снотворного в бокале с вином. Все чисто».
Арион вышел из спальни. Он был готов. Он думал, что готов. Но то, что он увидел в гостиной, заставило замереть даже его, видевшего изнанку человеческой души.
Гостиная, совмещенная с кухней, была залита холодным утренним светом, который пробивался сквозь панорамное окно. За окном все так же валил снег, создавая ощущение нереальности, будто они находятся внутри стеклянного шара. В центре комнаты стоял обеденный стол из светлого дерева. Он был накрыт на троих. Белоснежная скатерть, дорогие тарелки, хрустальные бокалы, приборы, разложенные с маниакальной точностью.
За столом сидели три фигуры.
В одном из кресел сидела та самая убитая женщина. Ее тело перенесли сюда из спальни и аккуратно усадили. Руки были сложены на коленях, голова чуть наклонена, словно она слушает собеседника.
Напротив нее, в двух других креслах, сидели они. Семья. Мужчина и ребенок. Только они были не из плоти и крови. Это были старые, видавшие виды манекены. Из тех, что когда-то стояли в витринах универмагов. Мужской манекен был одет в старомодный, потертый твидовый пиджак. Его пластиковое лицо с облупившейся краской было зафиксировано в вежливой, пустой улыбке. Детский манекен, ростом с пятилетнего мальчика, был в матросском костюмчике. Его улыбка была еще более жуткой – широкой, нарисованной, абсолютно неживой.
Они сидели в позе идеальной семьи за идеальным ужином. Неподвижные. Вечные. Жуткие в своей безупречности. Все эксперты, работавшие в комнате, старались не смотреть в их сторону, словно боялись встретиться взглядом с этими пластиковыми, мертвыми глазами.
Арион медленно обошел стол. Он был заворожен этой инсталляцией. Этим чудовищным произведением искусства. Он смотрел на детали, пытаясь понять язык автора. На тарелках не было еды. В бокалах – вина. Это была имитация. Идеальная, но безжизненная. Он подошел ближе к детскому манекену. И тут он увидел то, что пропустили все остальные.