– Да француз я, француз! – отчаянно стал убеждать их Лаврик. – Наполовину! Наполовину я француз – а наполовину русский! Породнились предки. И как парень особо благородных французских кровей, я весьма галантен ко всем…
– А насильственные шуры- муры на лесной полянке? – ехидно прищурив один глаз, будто целится, перебил Лаврика молодец с подло- разбойничьим лицом. – Тисканье девки, борьба?
– Никаких шур и мур не было, – морщась от досады, ответил ему Лаврик. – Мы просто беседовали. И тут Джульеттина родня напала. Ой как кричали, как ругались! Приняли меня за преступника. В клуб на суд приволокли. “А что если выбрать удачный момент и упасть в глубокий обморок, да ещё забиться в конвульсиях? Мол, приступ от нервного перенапряжения, – мелькнула в его мозгу заманчивая мысль. – Судьи подумают, что мне плохо, вызовут врача. А я под суетливый шумок резво смоюсь. Отличная идея. Надо её непременно реализовать”.
Из- за своего стола встал прокурор Лапоть- Дамский. Грозным взглядом он окинул зал и сцену и угрюмо уставился на Лаврика. Тот съежился, почувствовав себя совсем неуютно, поник головой. “Всё! – застрадал он. – Возмездие наступает!”
Лапоть- Дамский кашлянул в кулак, почесал пальцем висок и густым басом произнёс:
– Сперва я задам несколько вопросов потерпевшей жертве. Скажите, жертва насильственного произвола, гражданка Недотрогина Джульетта, только честно скажите: в лесу Ромео пытался повалить вас на землю?
– Да, – судорожно всхлипнув, тихо пискнула Джульетта.
– Но вы сопротивлялись?
– Да.
– Что Ромео говорил вам при попытке повалить на землю?
– Он говорил… что у меня… будут от него двенадцать детишек (стоны, траурные вскрики сидящих рядом с ней родственниц, попытки рвать на головах волосы. Мамка Джульетты нагнулась, подгребла ладонью с пола пыль и посыпала ею голову). А потом еще столько же мальчиков и девочек, – вытирая платочком глаза, ответила Джульетта.
В зале раздались удивлённо- ироничные возгласы:
– Ого- го! Во даёт!
– Великие планы!
– Две футбольные команды состряпать планировал!
– Вот те и француз!
– Ну, Наполеон!
– Я наотмашь возражаю, – растерянно буркнул Лаврик. – Я таких слов не говорил. Не помню.
– Так, так, так, – неприязненно смотря на него, протяжно произнёс прокурор. – Скажите, Джульетта, признавался вам Ромео в любви восторженно- вечно- бесконечной?