Одна тропинка из деревни вела вверх, петляя между цветущих склонов. Чем выше, тем реже становились деревья, тем скромнее были цветы, цепляясь за скалы упорными альпийскими колокольчиками и горечавками. И вот – вершина перевала. Широкая каменистая седловина, продуваемая всеми ветрами. Здесь ещё цвели последние, самые стойкие цветы, но воздух уже менялся. Исчезала влажная сладость, его сменяла тонкая, колючая струя холода и чего– то чужого, сухого.
Ступив за гребень, путник попадал в иное измерение. Буквально шаг – и всё гасло. Цветы исчезали, словно их и не было. Яркая зелень травы сменялась чахлыми, серо– зелёными пучками жёсткой осоки и полыни, вцепившимися в редкие трещины камня. Солнце, ещё недавно ласковое, здесь било ослепительно– жёстким, выжигающим светом. Воздух становился звеняще– прозрачным и пустым, лишенный гула насекомых и птичьего гомона. Звуки деревни больше не долетали.
Склон, обращённый от деревни, был мрачным отражением обратной стороны. Те же каменные исполины, те же ущелья, но всё здесь было окрашено в серость. А внизу, за этими унылыми, мрачными предгорьями, расстилалась пустыня. Не золотая песчаная, а каменистая, серая, бескрайняя. Гаммада. Равнина, усеянная миллионами обкатанных ветром камней, как гигантское высохшее русло. Лишь кое– где вздымались низкие, пыльные барханы цвета пепла. Горизонт дрожал в мареве, сливаясь с блёклым небом. Тишина здесь была не благоговейной, а гнетущей, мёртвой.
Перевал был не просто точкой на карте, а дверью между двумя реальностями, и каждый шаг за гребень ощущался как падение в иную, гораздо более суровую и безрадостную вселенную.
Забежав в деревушку Уго направился к таверне где работала его мама Алея. Она продавала свежие фрукты и овощи жителям деревни. В её таверне всегда царил вкусный аромат клубники и вокруг был порядок, ни одной пылинки, даже на самых дальних полочках.
Людей в деревне было не много, так, что все друг друга хорошо знали. Уго бежал в таверну через главную площадь, где стоял старый фонтан, брызги от которого создавали радугу от лучей солнца. И именно там, у этого весёлого водяного колодца, Уго наткнулся на своих лучших друзей – Газа и Хобота. Они, как обычно, дурачились во всю мочь. Газ, его пухленькие щеки покрывались румянцем, словно спелые яблочки, от хохота и возни. Его смешные клетчатые бриджи на подтяжках едва не спадали с круглого животика, когда он, неуклюже пытаясь увернуться от струи воды, запущенной Хоботом, поскользнулся на мокром камне и шлёпнулся прямо в лужу. Его громкий, раскатистый смех тут же подхватили сороки на крыше соседнего дома. Рядом, выше ростом и на голову, и в серьёзности, стоял его старший брат Хобот. Лицо у Хобота было вытянутое, с вечно поджатыми губами и нахмуренными бровями – казалось, он только что проглотил что– то очень кислое. Но, несмотря на это постоянное выражение лёгкого недовольства, именно он сейчас стоял по колено в той же луже, с мокрым рукавом, закатанным выше локтя, и лукавой искоркой в глазах – ведь это он подстроил ту ловушку, в которую угодил Газ. Он ворчал что– то вроде: "Ну вот, опять мокрый как цыплёнок, мама ругаться будет!", – но сам не мог сдержать улыбки, глядя, как его младший брат, весь мокрый и довольный, пытается встать, поскальзываясь и разбрызгивая воду во все стороны. Они были неразлучны, эти двое – весёлый, неуклюжий комочек радости по имени Газ и его высокий, ворчливый, но неизменный защитник и соучастник всех проказ Хобот. Уго знал: куда один, туда и второй, всегда вместе, как две половинки одного ореха – хоть и таких разных.