Ее тело было худеньким, бледным и нежным, и, на удивление, выбритым. Natura ее, тяготеющая к природе, велела ей ходить босиком, но, как оказалось, не воспрещала следить за собой.
«Впрочем,» – думал Амбро, лаская ее сосочки языком и гладя огненные волосы, – «Впрочем, даже если бы это было не так, вряд ли в данном состоянии это смогло бы меня остановить».
Болотная ведьма отличалась особым энтузиазмом и билась ему на встречу, получая не меньшее, а может, и гораздо большее удовольствие от процесса. Кроме того, она обладала какой-то особой техникой, которую Амбро смог оценить по достоинству – такими движениями стискивала его меч своими ножнами, что первые два раза он продержался прискорбно малое количество времени. По счастью, у Ирхи нашлось какое-то особое снадобье, после чего Амбро-младший вновь быстро обрел крепость дуба, и тогда он оценил, что ее спинка и попка не менее привлекательны, чем вид спереди.
Заканчивали они снова лицом к лицу, и в момент высшего наслаждения ее зрачки расширились, заполнив всю радужку без остатка, а затем как-то странно сжались, как у змеи или кошки, образовав вертикальные щелочки. «Впрочем,» – подумал Амбро, целуя ее и без сил валясь рядом на постель,–«Впрочем, в данном состоянии это едва ли могло бы меня взволновать».
– Пить хочется, – хриплым голосом сообщил он и, пошатываясь, встал, схватил со стола первый попавшийся стакан и выпил.
– Подожди, не на!.. – услышал он возглас Ирхи, когда взгляд его затуманился, а мир вокруг потемнел.
5. Алферна
Он пришел к ней поздно вечером, когда ведьма уже ушла к себе в хижину и оставила девушку наедине со своими страхами. Он заявился на порог глиняной мазанки, наспех достроенной несколько дней назад, и отдернул полог из старой, изношенной и облезлой шкуры.
Алферна подняла на него заплаканные глаза и смотрела, смотрела, спеша насытиться им каждое мгновение, пока он снова не ушел, не бросил ее тут одну, в обществе старой косматой карги. Пока не оставил дожидаться его возвращения, терзаемую надеждой и страхом – придет или нет, живой ли, раненый, или только принесут его исколотое копьями тело, избитое камнями и изрубленное секирами. И каждый раз он возвращался к ней, с тех самых пор, как выкрал из дома ее отца.
– Керрон! – сказала она, гася в себе слезы, поднялась и бросилась ему на грудь. Грудь была непокрытой, волосатой, пахла потом, животными и кровью.