Такой же ригидной и, в конечном счете, порочной была и официальная «еврейская политика». Думается, глубокую юдофобскую зарубку в душе Хрущева оставило то, что в 1947 г. он был обвинен Сталиным в потворстве украинским буржуазным националистам и заменен Кагановичем на посту первого секретаря ЦК КП(б) Украины. Как представляется, именно вследствие приобретенного тогда психологического синдрома Хрущев так яростно выступил в 1956 г. против Бермана, Ракоши и других евреев-«сталинистов» в руководстве Польши и Венгрии. Между тем первопричина социальных потрясений, возникших тогда в этих странах, крылась в геополитически ошибочной советизации, проведенной в них Сталиным после войны.
Немалый вклад в реабилитацию еврейских жертв сталинского террора внесли правительство Израиля и его спецслужба («Натив»), организовавшие на Западе кампанию общественного давления на СССР. При этом главным для Израиля было добиться от СССР согласия на «большую алию». Однако первые такие попытки, относившиеся к середине 1950-х гг., оказались тщетными. Причины того провала израильской спецслужбы состояли не только в том, что репрессивный потенциал советского режима был еще значителен и «нативовцы были слабо знакомы со спецификой и приемами работы советской контрразведки. Главный их просчет коренился в практиковавшихся ими в СССР узконациональных методах работы и в игнорировании неформального общедемократического движения[19], которое являло собой главный фактор в общественной борьбе за обретение советскими гражданами (в том числе и евреями) права на свободу передвижения как внутри СССР, так и по всему миру.
Предпринятое Хрущевым развенчание «культа личности» носило дозированный, непоследовательный и противоречивый характер. Да и саму эту кампанию он инициировал, во-первых, преимущественно ради того, чтобы застраховать номенклатуру от повторения прежнего «беспредела» госбезопасности, во-вторых, дабы дискредитировать и добиться низвержения своих политических конкурентов, заклейменных им как «антипартийная группа», и только, в-третьих, чтобы повысить уровень благосостояния рядовых граждан, несколько расширив их социальные (не политические!) права, причем последнее – в пределах минимума, необходимого для «укрепления морально-политического единства» советского народа