– Какая ебабельная девочка, – сипло произносит он, испепеляя мою грудь своим острым, горячим взглядом.
От этого полушария мгновенно тяжелеют, а соски сжимаются в твердые камешки. Они болезненно ноют, требуя прикосновений. Настойчивых, даже грубых. Болезненных, которые будут простреливать острым удовольствием прямо в пах. Там и так уже все горит и взмокло. Хочется корить себя за эту реакцию, но почему-то возбуждение побеждает, и я растворяюсь в этом ощущении.
– Я не девочка, – выдаю севшим голосом.
Сын подруги склоняет голову набок, прищуривается и смотрит так, будто понимает, какую реакцию вызывает в моем теле. Потом на его лице расплывается дьявольская улыбка.
– Это хорошо. Люблю постарше. Ты уже умеешь наслаждаться настоящим сексом.
Его расслабленный язык ведет по моей шее, на пару секунд задерживаясь на трепещущей венке.
– Отпусти меня, – прошу. Голос слабеет и подрагивает, выдавая то, что я хотела бы скрыть. – Пожалуйста.
– Ох, как сладко ты умоляешь, – рычит он и прикусывает мою шею. Вздрагиваю, и из меня вырывается громкий выдох. – Проси еще, меня это заводит.
Я сжимаю губы и стараюсь держать глаза открытыми. Но когда вторая лапища накрывает мою грудь и сжимает именно так, как я того хотела, они сами закатываются. Он мнет полушарие, практически доставляя боль. Тянет пальцами за сосок. Выкручивает его, заставляя ерзать на простынях, сходя с ума от того, что творится между ног. А там клитор уже нетерпеливо пульсирует, требуя к себе внимания.
Нет! Я не должна позволять ему делать это!
Не должна разрешать в принципе прикасаться к себе!
Только вот… кажется, сыну подруги совершенно плевать на то, что я ему позволяю или запрещаю. Он просто берет то, что хочет.
– М-м-м, – тянет он, спускаясь губами ниже.
Его бедра съезжают на мои, и полотенце расходится. В образовавшемся разрезе показывается большой член с тяжелой, налитой головкой. Сглатываю, глядя на этого монстра. Потому что он не просто большой. Он, черт побери, гигантский! Какой-то член-переросток, как и сын подруги.
Парень крепко удерживает мои руки одной своей, кажется, даже не прикладывая для этого никаких усилий. Тем временем его невозможные губы спускаются все ниже, а потом накрывают твердую горошину соска.
Я вьюсь под ним, пытаясь то ли скинуть с себя, то ли заставить прижаться теснее. Сама уже не понимаю, чего хочу больше. И только остатки здравого рассудка напоминают, чей это сын, и что потом я не смогу смотреть в глаза подруге.