– Вырастешь, спасибо скажешь, – сварливо говорила она, и эта фраза пресекала бунт и подавляла революцию на корню. Маленькая Иванова смирялась, терпела мучения и ждала, когда её выпустят на улицу. Тогда весь большой мир ринется к ней навстречу, обнимет, утешит холодом, погладит ласковой, но колючей рукой по румяным щекам, вытирая слезы. Остатки их превратятся в солёный иней на ресницах и позволят забыть про надоедливый зуд.
Сегодня маленькая Иванова терпела, не плакала и даже не ныла. У неё была веская причина – сегодня она стала старшей сестрой. А старшие сестры должны быть примером для младших братьев, должны быть сильными и смелыми. И не бояться каких-то глупых колючих свитеров.
Бабушка не разрешила взять с собой санки, потому что с ними неудобно будет ехать в автобусе. Маленькая Иванова попыталась было надуться, но зима, как хорошая нянька, снова отвлекла её, закружила снежным порывом, завыла чудно́й песенкой. Мороз был такой колючий, что волоски в носу тут же склеились и замерзли. Маленькая Иванова пару раз шмыгнула, чтобы вернуть себе запахи, но когда не помогло, она просто прикрыла нос варежкой и задышала тёплым воздухом. Поднимающийся пар оседал на ресницах, мгновенно замерзая белым. И можно было представить, что она накрасила глаза тушью, как мама, которая каждое утро стоит перед зеркалом, приоткрыв рот, и водит по ресницам густо-чёрным. Маленькая Иванова рассмеялась, неуклюже подёргала бабушку за край толстого пальто и восторженно выдохнула паром:
– Ба, смотри! Я – Снегурочка!
– Иди быстрее, на автобус опоздаем, – не слыша её, торопилась бабушка и продолжила громко причитать. – Хоть туда доедем сами. А обратно придется машину ловить. Кучу денег сдерут. А что делать… Не морозить же ребёнка…
Маленькая Иванова поначалу прислушивалась, потом зазевалась на сугробы. Представляла, какие дома можно из них сделать. Только ба всё равно сегодня гулять не отпустит. Даже после того, как они заберут брата и маму из больницы.
Покачиваясь в рычащем, как большой пёс автобусе, маленькая Иванова с любопытством смотрела по сторонам, запоминая серые и чёрные фигуры людей. Они замерли как статуи в одной позе, одинаковые взгляды вмерзались в запотевшие клочьями окна. Маленькая Иванова видела такие на кладбище, когда папу закапывали в землю. Она тогда очень устала стоять, цеплялась за какую-то тётку и, почти засыпая под монотонные стоны мамы и всхлипывания бабушки, рассматривала сидящих со всех сторон тёть и дядь, которые смотрели только на неё. Они не злились, а даже улыбались. И от этого засыпать на морозе было намного спокойнее.