В тот же миг слышу громкое, торжествующее карканье Башмака. Он что-то нашел в своем синем баке. Что-то хорошее. Его сородичи слетелись к нему. Их внимание переключилось. Отлично.
Я спрыгиваю внутрь бака. Неглубоко. На свою находку. Не до церемоний. Быстро, жадно, работая зубами и языком. Рис – просто наполнитель. Главное – мясо. Жирное, солоноватое, чуть заветренное. Нектар! Каждый кусочек – капля жизни, порция тепла, которое потом согреет меня изнутри, когда солнце еще не набрало силу. Я глотаю, почти не жуя. Ощущение наполняющего желудка – почти забытая роскошь.
Рыжий Нахал подошел к моему баку. Заглянул. Увидел меня, жующего внизу, увидел остатки риса. Он фыркнул. Не агрессивно, скорее с досадой. «Занято,» – сказало мое тело, прижав уши и прищурившись, хотя пасть была занята мясом. Он понял. Спорить из-за объедков, когда другие баки еще не проверены? Неразумно. Он метнулся к следующему синему, где уже копошились вороны, отогнав более мелкую птицу.
Я доел. Облизал морду. Желудок урчал теперь от сытости, а не от голода. Это приятное урчание. Я выбрался из бака, отряхнулся. Шерсть пропахла помойкой, но это рабочий запах. Знак выполненной задачи.
Рассвет вступил в свои права. Серость сменилась бледно-золотым светом. Люди начали просыпаться. В окнах зажегся свет. Где-то хлопнула балконная дверь. По двору, зевая и почесываясь, пошел дворник с метлой. Его появление – сигнал. Время пиршества у баков подходит к концу. Вороны, набившие зобы, тяжело взлетели на крышу гаража. Рыжий Нахал, судя по довольному виду, тоже что-то нашел.
Я отошел в сторону, к своему наблюдательному пункту у прогревающейся трубы котельной. Сытость делала меня философом. Я смотрел на разворошенные баки, на клочья пакетов и разметанный воронами мусор.
Странные существа – люди. Они тратят столько сил, чтобы добыть еду (я видел, как они носят тяжелые сумки), готовят ее с дымом и паром, а потом… выбрасывают почти столько же. Иногда больше, чем съели. Их щедрость безмерна и бессмысленна. Они выбрасывают еду, когда она еще пахнет съедобно, просто потому что «осталось», «не хочется», «испортился вид». Для нас, уличных, их мусор – клад. Их безразличие – наш шанс. Их расточительность – основа нашего существования.
«Человеки выбрасывают больше, чем мы можем съесть. Странная форма щедрости, рожденная безразличием. Они кормят нас, даже не зная об этом. Даже не желая этого. Мы – тени их излишеств, санитары их отходов. Без их мусорных баков двор опустел бы от нас за неделю. А без нас… двор бы просто утонул в их же щедрости.»