Даже Бальзар, улыбаясь хмурым монахам, ругал проклятого мага последними словами. Никогда еще он так не завидовал женщинам своего народа, способным к волшбе. Пакостник этот заставлял спать в полглаза, пробуждаясь от каждого шороха в ночи, следить за шевелением ветвей в густом кустарнике, а самое паскудное, видеть в и так неприятных спутниках готовность вонзить нож в спину.
Лит стал посреди лагеря. Прикрыл глаза и долго так стоял. Если бы не бледность, да подрагивающие кулаки, можно было бы решить, что так и заснул стоя.
– Твой поход, монах, нравится мне все меньше, хотя обещает закончиться гораздо раньше запланированного, – желая вырвать Лита из опасной сейчас задумчивости, насмешливо бросил Бальзар.
– Идем, – совершенно спокойно, не обращая внимания на колкость, сказал тот, отмирая. И первым пошел к лошадям. Одну еще вчера отпустили, оказалось неудобно вести одному двоих. Остальные выстроились привычной лентой и в мрачном молчании потянулись к теперешнему западу. В этот день солнце решило не мучить уставших путников и вскоре скрылось за ровной серой хмарью. Еще через несколько часов та разродилась по-весеннему сильным, но все еще холодным дождем. Аккурат выбрались в лес сосновый, редкий. Идти, когда на голову непрерывно льют льдом, монахи могли. А вот ребенок быстро засопливил и даже несколько раз покашлял, вынудив уже Бальзара бежать к Литу и уговаривать его остановиться.
Долго сопротивляться тот не стал. Он, как и сам Бальзар, чувствовал, что направление вновь ускользнуло, оставив их брести по кругу мельничными лошадьми.
Быстро поставили небольшой навес, прикрыв его еловыми лапками. Уселись туда, уже не разбирая, кто пленник, а кто вражеский маг, и молча слушали, как играет дождь лапником над головой. Молчали долго, отогревшаяся Миечка успела засопеть, укутавшись в одежды старика.
– Ты хотел знать, зачем мы с Едже? – Внезапно заговорил Лит. Тихо, словно не желая перебить шорох воды, разбудить замерший лес. – Хочешь услышать, почему с ним я?
Бальзар, умудрявшийся даже под небольшим навесом держаться в стороне, с готовностью вскинул брови, в молчаливой просьбе продолжать.
– Я родился в высоком роду. Лет до семи у меня было все: деньги, имя, детство, – даже не повернув голову к предполагаемому собеседнику, проговорил Лит. Так и сидел, глядя на подрагивающий снаружи мох, блестевший мириадами самоцветов. – А потом я вырос. Резко, в одну ночь. Когда пьяный отец вернулся домой не один. Он, оказывается, давно проиграл все, что мы считали своим. Он не смотрел на меня. Не смотрел и на мать. Таращил глаза в пол, как последний… – Лит недобро усмехнулся, но продолжил вновь спокойно. – У нас не осталось ничего. Матери удалось сохранить несколько нарядов. Мы их продали, за то и жили. Куда делся так называемый отец, я даже не знаю. Мать молила богов. Первое время. Жертвы, прошения, отданные жрецам деньги. Ты думаешь, хоть кто-то из них помог? – криво ухмыльнулся Лит и все же посмотрел на Бальзара.