Но все же в камере было так холодно и темно, а в темноте мысли пронзали ее мозг, словно ледяной ветер, так что сердце ее колотилось о ребра и спирало дыхание. Ей казалось, что она вот-вот задохнется.
Она вспомнила о том, как врач спрашивал о ее настроении, о лекарствах, что она принимала, о больнице, где ей пришлось лежать. Зачем ей надо было говорить об этом, хотя ее слова были и правдивы, но теперь Табита чувствовала себя в какой-то трясине. В бесцветной, опутывавшей трясине, где не было ни горизонта, ни солнца, ни тени. С того самого дня, как она оказалась в тюрьме, она ощущала себя будто в гробу. Все воспоминания слиплись в один ком, она не помнила почти ничего, лишь ежедневное невыносимое усилие, чтобы вытащить себя из постели. Ее тело представлялось ей огромным, набитым землей мешком; вот нужно сходить в магазин, заставить себя окунуться в море, ибо так она себе положила… Но теперь она здесь, в камере, и ни купание, ни рубка дров, ни прогулка под ледяным дождем были ей не доступны. Табита понимала, что ей нельзя сорваться в пропасть своего подсознания, и едва удерживала себя.
– Мне ничего не дали пронести, – сказала запыхавшаяся Шона.
Она села напротив Табиты. Взгляд ее метался из стороны в сторону, впитывая новые впечатления. На ней была синяя атласная рубашка, в ушах покачивались большие серьги. Стриженые каштановые волосы поблескивали в тусклом свете. Табита чувствовала запах ее духов. Шона выглядела свежо, красиво – и совершенно неуместно в этом помещении. Глядя на подругу, Табита чувствовала себя маленькой, невзрачной и грязной. Она не могла припомнить, когда последний раз мыла голову, а когда стриглась – и подавно. Зато она успела почистить зубы, отчего во рту ощущалась приятная свежесть. Однако губы по краям воспалились – ей не хватало витаминов. Табита мечтала прогуляться на свежем воздухе, похрустеть яблоком или зеленым салатом, поесть наваристого овощного супа.
– Они должны все проверить. Ты все купила, что я просила?
Шона кивнула. Ее серьги снова качнулись.
– Да, кажется.
– Очень мило с твоей стороны.
Шона достала из кармана сложенную бумажку и развернула ее.
– Я записала, что сколько стоит. Ничего? Просто у меня сейчас неважно с деньгами.
Поскольку в тюрьме деньги иметь запрещено, Табита крепко задумалась.