– Бывают, – Андрей улыбается Александру в ответ. – Но так, пожалуй, даже интереснее.
Александр выпускает девушку из рук, улыбаясь то ли от сонма приятных картинок под веками, то ли от такого простого плотского счастья – иметь возможность и средства иметь дело с лучшими девочками петербургского аналога Города Грехов в лучшем номере лучшего отеля. Элита. Исключительность. Сливки общества, марающие шелковые простыни себе подобными, пьющие Jack Daniels на завтрак, обед и ужин, втягивающие носом в испарине белые дорожки к лунному диску.
– Неплохая девка. Даже одна из лучших! Как там ее? Вроде на «Е»… – Адамов переводит полностью обессмысленный, расфокусированный взгляд на банковскую карту, одиноко валяющуюся на бархатном кресле. – А дерьмо у тебя и впрямь отборное. Фотоэлита не подвела, посоветовав мне тебя, дорогой друг. – Он показывает Андрею большой палец, подтверждая сказанное неестественно энергичными кивками, и раскачивает в до боли давящем на виски сжатом воздухе небольшой пакетик: – Будешь? Так уж и быть, делюсь.
– Прости, брат, но нет, – Андрей смотрит на пакетик без капли вожделения и прикрывает обвитые красными нитями воспаленных капилляров серые глаза. – Я устал. Порошковых гонок я не выдержу.
– Черт тебя дери, Андрей! – кудрявый возмущенно жестикулирует, единожды чуть не откинув полиэтилен с сомнительным содержимым куда-то в недра роскошной комнаты. – Ни на одной из наших тусовок ты ни единого раза не дунул и не нюхал! Что это за кодекс чести, Лазарев?
– Мое кредо, Адамов, – дилер угрожающе хмурится, – состоит в том, чтобы относиться к работе как к работе, а не как к развлекаловке, и учить меня моей же профессии явно не стоит.
Почему с Адамовым он чувствует себя старшим братом, постоянно вразумляющим непутевого младшего, чтобы им обоим не влетело от матери?
– Подумай над этим.
– Окей, дорогой, – Александр покорно поднимает руки в воздух в знак примирения, – всё для тебя. Только не злись на своего любимого клиента. – Он, секунду поразмыслив, прячет пакетик в сумку с фотоаппаратом: – Твой подход настраивает меня на невероятно противный трезвый лад.
На самом же деле Лазарев нарушил один из главных принципов своей работы. Он привязался к клиенту, а именно – к Александру Адамову. Андрей часто успокаивал себя тем, что эта внезапно пробившаяся через серебряный асфальт его бытия наркоторговца приязнь завязана на их общей искренней любви к деньгам, алкоголю, отборным носительницам древнейшего генофонда соблазнительниц и свободной от всяких обязательств автопилотной жизни, но чем-то, что бессильно билось о ребра негласным предупреждением, осознавал, что дело тут вовсе не в этом.