Сколько людей жило в ту пору – в то время, когда я знала далеко не все. И сколько умерло… Умерло, несмотря на все сваренные мной лекарства и испробованные средства. Смерть вгрызалась в нас зубами, как заморский вампир. Ее клыки были достаточно острыми, чтобы пожирать нас заживо.
Прошло пять, десять, пятнадцать лет. Все больше людей хворало.
В конце концов заболели все до единого.
Свое рабочее место я всегда содержала в чистоте, но в тот вечер прибиралась особенно тщательно. Я тщательно рассортировала все заметки и инструменты в угасающем кроваво-розовом свете вечера, что заливал мой стол. Когда я закончила, все было разложено по местам. Кто угодно мог бы сесть сюда и спокойно продолжить работу. Я сочла это весьма практичным – вдруг я не вернусь? Потерю меня самой можно было легко восполнить, моих трудов – нет.
Я критически осмотрела свою работу, после чего прошла в теплицу. Это было не самое красивое место – здесь произрастали не яркие цветы, а колючие листья и лозы в стеклянных банках. В такое время мало кому хотелось что-нибудь выращивать. И лишь за дверью в конце помещения, что выходила в поля, можно было найти проблеск красоты. Когда я была крохой, поля давали обильный урожай. Теперь пышная растительность виднелась всего на одном небольшом участке, где находились несколько розовых кустов: черные цветы среди изумрудных листьев, с красной каймой по краям лепестков.
Я аккуратно срезала один цветок, очень осторожно уложила его в сумку, затем вышла во двор.
Мина грелась на солнце. Было тепло, но она все равно укрыла колени одеялом. Она повернулась ко мне, прищурилась, глядя против закатных лучей, заметила, что я с сумкой.
– Куда ты собралась?
– По делам, – сказала я.
Мина нахмурилась, явно почуяв ложь.
На мгновение я замерла, стоя подле Мины, разглядывая темную кайму под ее ногтями, прислушиваясь к ее тяжелому дыханию. Внимание привлекал в первую очередь тонкий слой телесной пыли, осевшей на стуле и одеяле. Смерть подкрадывалась все ближе, и кожа Мины уже начала сходить.
Я положила руку на плечо сестры и на мгновение ощутила желание сказать ей, что я ее люблю.
Конечно же, я промолчала.
Если бы признание прозвучало, она бы сразу поняла, куда я иду, и попыталась бы меня остановить. Вдобавок никакие слова не могли сравниться с тем, что я собиралась совершить. Любовь к Мине, ко всем людям я могла показать, пользуясь своими познаниями в медицине и математике. Но не через объятия – да и какой в них толк?