Но главной фигурой собравшегося общества был мистер Белфилд – высокий, худощавый молодой человек, чье лицо было сама живость, а глаза искрились разумом. Отец предназначал его для торговли, но юноша, презирая это ремесло, бежал из дому и поступил в армию, однако, имея склонность к утонченным занятиям и стремясь к знаниям, обнаружил, что и этот путь не для него. Армия скоро ему надоела, он помирился с отцом и вступил в Темпл [3]. Впрочем, будучи слишком непостоянным и ветреным, Белфилд мало преуспел и здесь. Теперь же, обладая небольшим и все таявшим состоянием, вызывая всеобщее восхищение, не заходившее, однако, дальше комплиментов, Белфилд вел неустроенную и беспечную жизнь.
– Я привел к вам воплощенную печаль в облике юной девы, которая огорчает своих друзей, лишь когда покидает их, – сказал мистер Монктон, входя с Сесилией в комнату.
– Если в ваших краях такова печаль, – промолвил мистер Белфилд, окинув девушку проницательным взглядом, – то кто пожелает взглянуть на радость?
Сесилия, посаженная рядом с хозяйкой, приступила к завтраку, и молодой адвокат Моррис преспокойно устроился рядом с ней, пока мистер Монктон рассаживал других гостей, приберегая место возле Сесилии для себя. Хозяин дома, проглотив досаду, некоторое время ждал, когда юноша наконец уступит ему стул, но тот ничего не замечал и не думал сдавать позиции. Обнаружив, что гость позабыл о такте и хороших манерах, сам мистер Монктон отнюдь не считал нужным следовать его примеру. Скрывая неудовольствие, он с деланой игривостью обратился к молодому человеку:
– Эй, Моррис, вы ведь любите рождественские забавы. Что скажете о «музыкальных стульях»?
– Охотно сыграю! – ответил Моррис и мигом пересел на другой стул.
– И я бы охотно сыграл, – воскликнул мистер Монктон, тотчас занимая его место, – если бы должен был пересесть с любого места, кроме этого.
Моррис, чувствуя, что его провели, все же засмеялся. А мистер Монктон обратился к Сесилии:
– Мы скоро лишимся вашего общества. Вы тоже как будто расстроены отъездом. Впрочем, за пару месяцев вы позабудете Бери и его обитателей.
– Раз так, – ответила Сесилия, – не следует ли предположить, что Бери и его обитатели тоже скоро меня забудут?
– О, тем лучше, – пробормотала леди Маргарет, – тем лучше!
– Мне жаль, сударыня, что вы так думаете, – воскликнула Сесилия, краснея от такой грубости.