Та же точка зрения, с которой была рассмотрена защита Иисусом Сирахом свободы выбора, должна быть применена и к тем его словам, в которых он предостерегает от обхождения с грешниками таким, несомненно, отталкивающим образом: «Творя добро кому-нибудь, знай, для кого ты это делаешь, и ты получишь благодарность за свои благодеяния. Делай добро благочестивому, и ты найдешь воздаяние, если не от него, то от Всевышнего. Не для того благодеяния, кто постоянно умышляет злое, и не для того, кто неохотно совершает добрые дела. Давай благочестивому и не пекись о грешнике; благотвори угнетенному и не давай безбожному. Удержи хлеб перед ним и не давай ему, дабы он не получил, благодаря этому, силы над тобой. Ибо много зла испытаешь ты при всех своих благодеяниях, которые ты ему оказал. Ибо и Господь ненавидит грешников, и безбожнику воздает Он местью. Давай доброму и не пекись о грешнике». И здесь не следует забывать исторического масштаба. Святость Бога требует священной общины, – вот единственная точка зрения, которая имеет здесь силу для Сирахова сына. Он вовсе и не мог иметь оснований для сострадания грешнику, потому что, в силу своей идеи о свободе человека выбирать между добром и злом, он ничего не знал о таком несчастии греха, от которого человек не мог бы освободиться собственными силами. Глубже проникнуть в этот вопрос выпало на долю более крупной личности.
И, тем не менее, Иисус Сирах замечательным образом сам нарушил эти своеобразные рамки своего жизненного идеала. Весьма категорически требует он, чтобы люди взаимно прощали друг другу. «Кто мстит, говорит он, испытывает отмщение от Господа, и его грехи не оставляет Он в забвении. Прости обиду своему ближнему, и тогда, если ты попросишь, будут прощены твои грехи. Может ли человек, питающий гнев к ближнему, требовать от Господа прощения? Помни заповеди и не питай злобы к ближнему, помни о союзе с Всевышним и будь снисходителен к ошибкам!» Там, где друг другу прощают грехи, там этими грехами не разрушается существовавшее прежде общежитие, и, значит, там не сторонятся от грешника, как этого решительно требует вышеупомянутое изречение Сирахова сына. Если, таким образом, оценка любви к ближнему является здесь столь же прекрасной и теплой, как и в Притчах Соломона, то Иисус Сирахов сын случайно сообщает нам и то, из какого источника возникло для его современников сознание обязанности общечеловеческой любви. Вот что именно говорит он в одном месте: «Всякое живое существо любит себе подобное, и всякий человек любит своего ближнего». Здесь ясно выражен в немногих словах великий результат слияния народов в эллинизированных странах. Различие между эллинами и варварами, как и различие между Израилем и языческим миром, даже все народы, получила господство. Это тем важнее, что идея эта становится общей почвой для язычников и евреев, на которой для обоих народов может вырасти существенно новое преобразование нравственного общежития. Это обнаруживается у Сирахова сына, именно в его рассуждении о рабстве: «Не обращайся дурно ни с рабом, который добросовестно трудится, ни с поденщиком, который предан своему делу; люби разумного раба; не отказывай ему в отпущении на волю».