Единственное, с чем у него никогда ничего не складывалось – это построение отношений. Верн побывал на множестве свиданий, не давших ему никаких результатов, кроме кучи потраченного зря времени и денег. Он долгое время гадал, в чём дело: в характере или во внешности? А может быть, в том, что он совершенно не понимал намёков? Сказать однозначно было тяжело, ясно только одно – ни одна из его дам не была в отношениях с ним дольше, чем месяц.
Каждое свидание начиналось с надеждой на что-то большее, но вскоре оборачивалось разочарованием. Верн часто вспоминал, как на первых встречах его глаза светились от ожидания, а улыбка не сходила с лица. Но вскоре, примерно через пару недель – разговоры становились поверхностными, а интерес угасал. В такие моменты Верн чувствовал, как его сердце сжимается от тоски. Впрочем, он об этом старался лишний раз не думать и не переживать.
В целом, жилось Верну неплохо, за исключением периодических приступов паники – увы, но заниматься незаконной деятельностью и оставаться спокойным человеком одновременно – невозможно. Происходило это всегда в разное время и в разных местах, но каждый раз было ужасно мучительно: в голове то и дело всплывали разные мысли и догадки, на тему, «а что, если кто-то узнает? А если я на камеры где-то попал? А если…» и продолжаться данный приступ паранойи мог сколько угодно – пару часов, день, неделю. От этого сильно страдало здоровье: болела голова, возникала бессонница, поднималось давление. Попытки хоть как-то себя успокоить не работали, ведь каждый его здравый аргумент разбивался об это противное «а что, если?». Порой чувство тревоги могло настигнуть его по другому поводу: любое хоть немного неприятное событие было способно спровоцировать его мозг на попытку рассчитать до 10 возможных вариантов исхода событий, причём как плохих, так и хороших.
С одной стороны это сильно мешало повседневной жизни Верна, с другой – было полезным: благодаря данному расстройству он стал очень внимательным и точно знал, когда какая-нибудь вещь меняла своё положение. Ничто не ускользало от его острых, почти орлиных глаз.
Бывали дни, когда на Верна накатывало чувство вины и тогда он думал, что это всё – как-то неправильно. Что окружение у него так себе, что с криминалом надо прекращать и вообще – а что о нём подумает семья, когда все из его окружения внезапно узнают, что Верна собираются посадить по обвинению в многочисленных кражах? Правда, потом он приходил домой, пил, говорил с самим собой, порой – даже со стенами, (ведь доверять окружающим может быть опасно) и ложился спать, а на утро – всё начиналось заново.