Каждый вечер я должен из стада вначале пригнать телка и закрыть в сарае, потом корову и позже овец.
Когда мы с мамой жили вдвоем, в зимние вечера беседовали об отце. Она мне рассказала, как я выбегал из-под стола и кричал: «Папа приехал! Папа приехал!», когда гремел гром, так как отец приезжал домой на бедарке и она грохотала. Но папы не было, и я лез под стол. В память об отце остались счеты и я на них катался.
С приходом весны начинались самые трудные периоды нашей жизни. Кончились запасы пищи для нас и корма для животных. Только земля освобождалась от снега, приходилось скот выгонять в поле, чтобы он сам находил себе корм. Когда появились первые прогали-ны от снега, я шел ловить сусликов. Брал двухлитровый бидончик и шел в поле. Искал норки сусликов (всегда удивлялся, как могли они вырывать их такими круглыми и вокруг ни крошки земли), наливая воду в норку, суслик выскакивал, я его за головку и в сумку. Дома я их обдирал. Шкурки расстилал, чтобы они высохли ровные, на досточку, а мясо шло в пищу курам, собаке и часть нам. Шкурки сдавал заготовителю за деньги.
С середины апреля я ловил в норах раков. Позже, когда вода потеплела, ловил их на удочки. Брал примерно метровую камышинку, к ней привязывал леску с лягушачьей ножкой. Рак хватал лягушиное мясо (иногда его поджаривали), а я осторожно поднимал леску и снизу ловил рака. Вечером мама их варила, и мы в это время года питались почти одни ми раками. С тех пор я не люблю ни раков, ни крабов, и тем более не считаю их деликатесами. Иногда удавалось поймать рыбу, но очень редко. Для ловли рыбы необходимо иметь специальные крючки и леску, а у меня их не было.
Во время войны приходилось колхозные поля пахать на своих коровах. Но весь урожай с полей вывозили сразу. Мы, дети, как только начали колоситься зерна, шли в поле и там ели молодое зерно. Когда зёрна поспевали, ели спелые зёрна. Сорвешь колосок, в ла-донях натрешь, шелуху сдуешь, а зерно в рот.
Однажды я на покошенном поле нашел небольшую кучку зерна. Дома никакой еды не было. Я набрал за пазуху килограмма три зерна и понес домой. Но вдруг меня на бедарке догнал бригадир и спросил, что у меня за пазухой. Я ему сказал, что нашел это зерно на брошенном поле. А он мне и говорит: «Мне не жалко этого зерна, оно все равно пропадет. Но мне жалко твою мать, которую за это зерно посадят на 10 лет. Отнеси его, где взял, и чтобы никто не видел».