Я стояла с порванной майкой, с растрепанными волосами, с запекшейся кровью на брови. Драка. Моя первая, и, как я тогда думала, единственно правильная.
– Она первая начала, – пробормотала я, как школьница, пойманная на месте преступления.
– На себя посмотри, лохушка, – прошипела Анастасия, не дожидаясь своего слова.
Вот она – моя бывшая подруга. Вся размалёванная, с потёкшей тушью по щекам, с разбитой губой и глазами, полными ненависти. Губа ещё кровила, тонкая струйка стекала по подбородку. Два ногтя сломаны до мяса – она пыталась сопротивляться, но я била с яростью, с болью, которую копила месяцами.
В тот день, 20 апреля, я наконец узнала правду: это Настя, "лучшая подруга", слила всей школе мои тайны. Она выкладывала их как сплетни, как шутки, как грязные подробности моей жизни, превращая меня в посмешище. Я терпела до поры. А потом – взорвалась. Без лишних слов. Просто вцепилась в неё прямо в коридоре, на глазах у половины школы.
– Девочки, успокойтесь! Что вы, в конце концов, не поделили?! – голос директора был суров, но я видела, куда он смотрел. Порванная майка, расползшийся ворот – грудь проступала сквозь тонкую ткань. И это был не взгляд учителя, а… не тот, который должен быть.
– Павел Владимирович, – заговорила Анастасия, давя слёзы и стараясь играть роль жертвы. – Я просто стояла с девчонками, а она набросилась на меня, как бешеная! Сломала ногти, поставила фингал… губу разбила! Посмотрите на меня!
Её голос срывался, тон был жалобный, почти истеричный. Но я знала эту игру. Она всегда была актрисой – внешне ангел, внутри – змея. Да, выглядела она хуже меня. Я в крови, она – в слезах. Я с порванной одеждой, она – с покалеченным лицом. Но за мной стояла правда.
Павел Владимирович тяжело вздохнул и повернулся ко мне:
– Белла, что ты можешь сказать в своё оправдание?
Я выпрямилась. Откинула с лица прядь волос и посмотрела ему прямо в глаза. Голос мой был твёрдым, почти ледяным:
– А что мне сказать? Да, я начала драку. И да, я не жалею об этом. Но Анастасия – не невинный ангел. Её halo давно покатилось в грязь. – Я наклонила голову в сторону Насти, не сводя с неё взгляда. – Может, ты, обожаемая всеми Анастасия, расскажешь, за что я тебя ударила?
Настя дернулась, как от пощёчины. Она открыла рот, но слов не было. Лишь ком в горле, и ещё одна слезинка скатилась по щеке. Я стояла твердо. И пусть на мне был рваный хлопок и кровь, а не уверенность – внутри я уже знала: больше я молчать не буду.