Как знать, сколько и чего надо? Кто может похвалиться этим знанием, да ещё при том быть понятым остальными и не отторгнутым живым организмом природы? Но даже если и так – как и на каких весах взвесить всё это? Через откровение? Но откровение в нашу эпоху не модно и теряет свои позиции всё более и более. Даже если и придёт его час – что же делать со всем остальным, на чём завязано множество судеб и ходов? Снова отделять тьму от света, верша всё простым жёстким решением? Пытаясь сформировать и обратить всё в то, что, судя по всему, вряд ли поддаётся определению? – И тогда всё равно придётся думать о конце мира.
Судьбы нерождённых людей, как и тени забытых предков, присутствуют и влияют на ход нашей жизни – через невозможное, частичное его осознание и, может быть, представляют шанс на зачем-то обозначенное единство.
Годы её детства напоминали приближения, как, наверное, в той или иной степени у всех её сверстников. Характером она была чем-то сродни отцу и, казалось, знала какие-то вещи наверняка. И хоть детство – это не возраст, а другая жизнь, но всё же жизнь в начале жизни, – и представления хоть и изменчивы, но непреходящи.
Знания вещей ещё не были знаниями. Они и были этими представлениями – сознательное начало не было в них оформлено основательно, но, тем не менее, она знала, что жизнь протекает вокруг без её участия и дополнения. Жизнь проходит мимо, намечая причинные связи или обходясь их легковесной формой. Этот формальный характер не мог способствовать образованию чего-то крепкого и сколь-нибудь основательного вокруг неё. У растения её жизни, казалось, не было корней, что, прорастая в окружение, цепляются за различные предметы, развиваясь вглубь и вширь, становясь всё более прочными для того, что называется человеком. У неё не было верных, настоящих друзей и подруг. Её можно было любить за что-то, но сделать этого почему-то было нельзя. Ни она не прорастала в окружение, ни окружение в неё. Её опыт был опытом формальным, недейственным и, наверное, недееспособным. Человек, идущий ей навстречу, склонен был, скорее, обойти её, чем что-то сделать – плохое или хорошее.
По самой весне, когда отошли уже буйные февральские ветра, принёсшие собой её одиннадцатилетие, когда пространство было готово вот-вот наполниться влагой и первым теплом, Мария осталась одна. Отец её попал в аварию, довольно сильно поломался и долгое время вынужден был провести вне дома. Переехать к бабушке она наотрез отказалась, твёрдо заявив, что её «место тут, и двух мнений быть не может». Она чуть ли не каждый день ходила в больницу, прекрасно управляясь со всем остальным так, что поначалу беспокоившаяся бабушка оставалась совершенно не у дел и уже даже не удивлялась, а заходила просто пообщаться с внучкой – попить чайку и поболтать.