Всеволод Сергеевич, проходя мимо, попросил у него огоньку, но так как спешить было некуда, остался на месте, так же куря и озирая происходящее действие.
– Здесь что-то изменилось за это время, но почему-то мне не хочется об этом думать. Мне что-то говорит, что всё осталось по-прежнему.
Костя повернул голову, и ощущение мелкого беспокойства, даже раздражения, угасло в зародыше. – Оба были отсюда.
Константин вновь обратился к своему недавнему занятию, и Всеволод Сергеевич, сделав первый шаг, уже не принуждал к вниманию, молча следя за выражением улицы и ни на чём конкретном не настаивая.
– А что, товарищ, – нарушил молчание Костя, – не усугубить ли нам для здоровья?
Решение было принято, и совсем скоро они уже находились в Костиной квартире.
– Жена, Наташа, у матери. Ей плохо.
Очутившись в комнате, Всеволод Сергеевич прошёл на середину, остановился, осмотрелся и подошёл к окну. Там моросил дождь и мокро шумел проходящий транспорт. Сумерки становились всё плотнее, и дождь затягивал сеткой окружающий мир.
«Нет, здесь ничего не меняется», – произнёс он про себя.
В дверях показался Костя.
Минут через десять всё устроилось, улеглось.
Успокоилось всё в мире.
Улицы шумели ещё долго, но и им пришёл черёд отдать свою протяжённость тишине. Соседи по квартире тоже не были сегодня настроены как-то выдавать своё присутствие, выбрав тихие формы жизни для оптимального её усвоения, давая ей возможность разобраться с самой собой без надоедливого, навязчивого участия людского материала.
Молчание города Всеволод Сергеевич осознал внезапно. На протяжении времени ему казалось, что шум – это тоже жизнь, её голос, – и он не замечал его, воспринимая как условия и правила игры. А сейчас он понял, что жизнь играет не по правилам.
– Почему перемены жизни так противоречат вечности? Ведь перемены происходят не там, а здесь. Разве это порядок?
– Наверное, это лишь одна из возможностей… И это порядок.
– Нет, это не порядок. Порядок тогда, когда этот вопрос не стоит, когда его просто нет. У вечности нет концов и нет продолжений, а есть лишь начала. Последовательность же умирает, оставляя, пусть даже стройное, определение в уме.
Всеволод Сергеевич ещё раз прислушался, пытаясь уловить сторонний звук, но было тихо.
– Рано или поздно, но всплывают вещи, которые ранее просто были не нужны. Так или иначе приходится отвечать на них. И необходимость ответа гонит от тебя всех и делает одиноким. Жажда вечности как жажда невозможного. Желание перманентного начала требует слишком много энергии, которую ещё неизвестно откуда взять, – и ты требуешь того, на что по своему рождению не способен и не рассчитан. Годы сдерживания энтропийной массы рискуют обернуться минутным обвалом. И всё… Конец… Разве ты этого хотел?