Память, влекущая меня через годы назад, к началу тех необычных событий, приводит меня в обшарпанную маленькую комнату на первом этаже дома вблизи Уолдфордского конца Кенсингтон Лейн. Несколько дипломов в рамках на стене, таблица Снеллена для определения остроты зрения и стетоскоп на столе показывают, что это консультационный кабинет врача; а то, что за тем самым столом в кресле сижу я, свидетельствует, что я и есть этот врач.
Уже почти девять часов. Шумные маленькие часы на каминной доске сообщают об этом; их лихорадочное тиканье словно подтверждает мое желание, чтобы часы консультаций побыстрее закончились. Я печально смотрю на свои забрызганные грязью ботинки и думаю, можно ли уже обуть тапки, которые стыдливо выглядывают из-под потрепанного дивана. Я даже позволяю себе подумать о трубке в кармане пальто. Еще минута, и я смогу выключить газ в операционной и закрыть входную дверь. Суетливые маленькие часы предупредительно кашляют или икают, как бы говоря: «Леди и джентльмены, я собираюсь ударить». И в этот момент мальчик, исполняющий обязанности швейцара, открывает дверь, просовывает голову и произносит одно слово: «Джентльмен».
Крайняя скупость на слова приводит к двусмысленности. Но я понял. На Кенсингтон Лейн раса обычных мужчин и женщин как будто вымерла. Теперь здесь все джентльмены (конечно, если они не леди или дети), как, говорят, в армии Либерии только генералы. Уборщики, рабочие, почтальоны, уличные торговцы – их всех демократичный мальчик-швейцар именует джентльменами. Этот джентльмен, как оказалось, занят аристократическим делом – он кучер извозчичьего экипажа. Войдя, он коснулся шляпы, тщательно закрыл дверь и молча протянул мне записку, на которой было написано: «Доктору Стилбери».
– Вы должны знать, – заметил я, собираясь открыть конверт, – что я не доктор Стилбери. Он в отъезде, и я забочусь о его пациентах.
– Не имеет значения, – сказал этот человек. – Вы подойдете.
Я открыл конверт и прочел записку, краткую и на первый взгляд ничем не примечательную.
«Дорогой сэр, – говорилось в ней, – не будете ли вы так добры, что приедете ко мне и взглянете на моего друга, остановившегося у меня? Носитель записки сообщит вам подробности и доставит к дому. Искренне ваш, Г. Вайсс».
Ни адреса, ни каких-либо других данных не было, и человек, написавший записку, мне незнаком.