Господи, наши ремесла украли
Руки чужие, что жаждут лишь денег.
Алые, прочные нити нежнее, чем роза,
Ткут за границей, за Альпами,
Наш стан заброшен.
Горны чужие в слезу выплавляют песок,
Чудо Мурано забыто – ни славы, ни хлеба.
Граций, богини достойный убор
Не сияет на пальцах, на шее, в ушах
Дамская «туалетная», где в зеркалах отражались личики изящных красавиц, стала магическим фетишем общества, которое не теряло галантности даже в мещанской городской толпе. Это касалось и мужчин. С другого берега Ла-Манша привозили последний писк моды – «чудесные английские веера», на которых вместо привычных китайских пейзажей изображались истории о рыцарях («Здесь не увидишь уже никакого Пекина / вычурной варварской кисти драконов и пагод»)[105]. Веера, попавшие в руки дам, одним движением демонстрировали их настроение и чувства:
«Могу с гордостью утверждать, что мне достаточно лишь взглянуть на веер в руках благородной дамы, – писал Лоренцо Магалотти[106] в письме флорентийскому архиепископу Томмазо Бонавентури 10 апреля 1710 года, – и я сразу же, даже не видя ее лица, понимаю, смеется ли она в этот момент, краснеет или сердится. Мне приходилось видеть настолько разгневанные веера, что я боялся стать жертвой этого урагана. В других случаях наблюдал я и трепетный бриз, столь нежный, что, казалось, если вызвавший его кавалер приблизится к даме, то она от волнения лишится чувств. Я думаю, что после всего сказанного можно смело утверждать, что веер служит символом рассудительности или кокетства, отражая характер и темперамент хозяйки»[107].
Из-за Альп, из Франции, хлынули потоки кружев, лент, пуговиц, шнуров, прочих галантерейных мелочей и модных образцов шляпного искусства.
Позавчера с грязным посыльным
Приехала та, кого мы давно ожидали.
Она парижанка, красива, как кукла,
Свежа и мила.
Та, что заставит покинуть свой дом
«Знатную даму, что служит любви».
Видели б вы, как толпятся пред ней
Чепчики, шляпки, вуали,
Вперив глаза в шов плеча, лифа крой
В юбки по самый подол. В этом
Сезоне она белизну нежных рук
Спрятала в длинный рукав,
Что чернее ночей.
Новая мода к ее благосклонна
Из Голландии к столам знати поступало тончайшее полотно для скатертей, на котором играли рубинами «иностранные вина, / созданные, чтобы утолить благородную жажду»: