По сути, не нашлось ни одного слова, которое можно было бы сказать против нас, за исключением того, что касалось чувств молодых и старых. Чувства изменчивы, говорил я им на том великом и славном собрании, которое мы провели в Гладстонополисе, и хотя от природы ими управляет только инстинкт, в конце концов они будут приучены подчиняться разуму. Недавно я прочитал, как в Англии чувствам позволили встать на пути такого великого дела, как кремация. Сыну не понравится, скажете вы, провожать отца в колледж. Но так ли уж он должен не желать этого? А если так, то не подскажет ли ему разум, что он обязан любить делать то, что обязан исполнить? Я с восторгом представляю себе, с какой гордостью, с какой честью, с какой заботой я мог бы, когда наступит "Срок", проводить своего отца в колледж, чтобы он в течение двенадцати месяцев наслаждался подготовкой к эвтаназии, которую не смогут нарушить никакие мирские заботы. Все существующие представления о гробе исчезли бы. Не будет никаких дальнейших попыток продлить время страданий, которые создала сама природа. Искушение молодых отказывать старикам в дорогостоящих удобствах, которые они не смогли заработать, больше не будет культивироваться. Молодой человек будет гордиться тем, что имя его родителей навечно занесено в летопись колледжа, основанного ради Установленного срока. У меня есть собственный сын, и я постарался воспитать его так, чтобы он с нетерпением ждал того дня, когда он занесет меня туда, как самую большую гордость в своей жизни. Обстоятельства, о которых я расскажу в этой истории, в некоторой степени помешали ему; но он, я верю, еще вернется к правильному образу мыслей. То, что я никогда не проведу этот последний счастливый год в стенах колледжа, является для меня, с собственной точки зрения, самой печальной стороной возвращения Англии нашего острова в качестве колонии.
Читатели наверняка догадываются, что я энтузиаст. Но есть реформы настолько великие, что человек не может не быть энтузиастом, если он принял в свою душу истину любого совершенствования человечества. Увы мне! Я никогда не доживу до того, чтобы увидеть, как реализуется на практике эта инициатива, которой я посвятил лучшие годы своей жизни. Колледж, построенный под моим покровительством в качестве подготовки к счастливому уходу, будет превращен в Торговую палату. Тех пожилых людей, которые, как я убежден, с нетерпением ожидали наступления дня своего высшего состояния, выпустили в мир и позволили им снова предаваться мирским мыслям в праздности никчемных лет. Наши мосты, наши железные дороги, наше правительство не получили должного финансирования. Наши молодые люди снова становятся безвольными под тяжестью возложенного на них груза. По правде говоря, я ошибался, думая, что столь великую реформу можно довести до совершенства в дни появления первых реформаторов. Божественная идея должна стать общепринятой в умах людей путем частого обсуждения, прежде чем она будет признана пригодной для человечества. Разве первые христиане не страдали от несчастий, нищеты и мученичества? Сколько веков потребовалось мировой истории, чтобы склонить ее к осуждению еще не отмененной традиции рабства? А трон, государь и епископ все еще продолжают обременять землю! Какое право имел я тогда, первый из сторонников Установленного срока, надеяться, что доживу до воплощения своей идеи в жизнь или что мне будет позволено покинуть мир в числе первых славных обладателей ее преимуществ?