«Ох-хо-хо, – прошептала Надя, ища взглядом, куда бы положить огрызок от яблока. – Времена меняются, а мысли и чувства у людей остаются прежними». Увидев за дверью ведро с мусором, Надежда бросила туда огрызок, потом удобно устроилась возле окна и продолжила чтение.
«Июль, день 20
Сегодня праздник – Ильин день (Прим. Автора: в дореволюционной России применялся Юлианский календарь, который отличается по срокам от современного Грегорианского на 2 недели). После службы Авдотья Михайловна отвела меня в свою комнату и показала мою записку для Степана. Думала, в обморок упаду, но нет, сдюжила, выстояла. Долго кричала и ругалась будущая свекровь, обзывая меня такими словами, какие я и от крепостных в своём дворе не слышала. А после успокоилась и велела накрепко свою прошлую жизнь забыть. А если ещё раз провинюсь, то не меня, а Марфу плетьми бить будут. В слезах убежала я за ворота и долго плакала, спрятавшись ото всех. А выплакавшись, смирилась на время, дабы найти другой способ избежать нежеланного замужества. Пусти и красивый мужчина Сергей Анатольевич, но старый он. Да и я Степана люблю. Вытерла слёзы и пошла обратно в дом. Тут стала ко мне бездомная кошка ласкаться. Взяла я её, приютила. Пусть хоть одна живая душа меня здесь любить будет».
«Ага, это, по-видимому, та самая кошка Марта, по чьей милости моя предшественница с лошади свалилась» – подумала Надя, переворачивая страницу.
«Июль, день 22
Марта, это моя кошка приблудившаяся, теперь спит со мной в одной постели. Это так раздражает Авдотью Михайловну и Аксинью. Ну и пусть злятся, а я рада, что хоть как-то им насолила. Ведь надоели уже своими уроками. То танец учи, то правильно за столом сиди, то не так оделась, то не так сказала… Надо что-нибудь придумать, чтобы хоть на чуть-чуть прекратить занятия. А эта верховая езда на лошади в дамском седле! То ли дело дома в селе, где никто не видит и слова не скажет. Села в седло по-мужски, и только вольный ветер в лицо бьет, да стебли трав летят из-под копыт.
Нет, забудь, Наденька, всё забудь. Другая судьба тебе предписана».
Дальше текст обрывался и только размытые пятна украшали страницы. Видимо, плакала Наденька, когда писала дневник. Следующая запись была лишь спустя неделю.
«Июль, день 29
Нет! Нет! Нет! Не могу я так больше! Опять сегодня с самого утра Авдотья Михайловна накричала на меня. Платье я, видите ли, не то утреннее надела! А у меня душа по дому истосковалась, в село моё родное просится, к просторам деревенским, полям широким да лесам густым лететь хочет. Вот и примерила я свой старый любимый сарафан, чтоб хоть чуть-чуть усталое сердце успокоить да себя порадовать. И надо же так случиться, чтобы именно в это время Авдотья Михайловна ко мне пожаловала. Как же она кричала! Я таких выражений даже от нашего конюха не слышала, когда он старого осла Митьку в стоило завести пытается. Сорвала она с меня этот сарафан, кинула его Аксинье да сжечь велела вместе со всеми моими вещами, что из дома привезла. Как я ни плакала, как ни умоляла, не слушала меня эта злыдня – всё собрала и унесла. Только и успела, что мамин портрет да её подвеску в камин спрятать. Что же мне делать-то, бедной? И жить так не хочу, и убежать не могу!»