На угор хожу часто – вспоминать реку. Здесь лиственница приметная – потому что одна. Бабушка говорила, берега на лиственницах держатся. На Кулойских угорах осталась последняя. Ветки белые, хрупкие. Что дерево, что река – теперь одинаково ледяные. Прилетят вороны оравой, и хрустнут ветки, одна за другой или вовсе разом.
И тишина до треска. И схватиться не за что.
В такие минуты хочется петь. Как умею, так и пою.
По траве-мураве нынче бродят вороны,
Да и та ли трава, что звалась муравой.
Где же ты, журавель, во какие стороны,
Во какие края мне лететь за тобой?
С журавлем всегда приходило тепло. Надеялись на него из года в год.
Во многое верили. Все Беловодье поверьями связано, не только единой рекой. Она до самого Белого моря течет. Верили, море укроет, если зимой сберегать снег чистым, а по весне сбрасывать его на льдины. Каждый дом сбережет хотя бы один сугроб. Потому и море остается Белым – столько белизны, сколько мы в снеге сберегали, нигде не найти. Бабушка говорит, со двора каждый сам свой сугроб тащил, а по кромке реки вместе белизну собирали – со всех угоров лопаты идут. Вдоль реки и трава первая.
По пути к морю вертятся льдины, трутся, переворачиваются, потому и реке чистый снег достается. Наши летние ночи так и называют белыми – что-то да светится на воде, темноту разгоняет. В это светлое время и работали больше обычного, сил на разное дело хватало.
«И дело было общее, и радость единая», – бабушкины слова. А я помню только белые льдины на темной воде – не дело, а образ его. Сколько раз хотела Файке, младшей сестре, рассказать ледоход во всей его полноте, но только льдины описала.
– Ма-а-ар-фо-о-у! Где-е ты?! Марфа! Иди домой! Разве в такую серь пробьется река?! Другой день выберет! Не найти мне тебя в такую ситуху, ажно в глазах рябит… Ма-ар-фо-о-о-у-у-у!
Бабушкин голос катался по угору. И правда, лучше не скажешь – вокруг ситуха началась. Будто снег через сито на небе просеивают. Мелкий, частый снег. Трудно идти и видеть, но постепенно будто зорче становишься, смотря на мир через белую рябь.
Разглядела – ворона летела стремительно вниз. С верхней ветки прямо на лед. Серые крылья стали серым пятном. Раньше смотрела с угора во все стороны, думала: вот бы несколько жизней, как же в одну уместить всё, что вижу вдалеке? А теперь думаю, как бы одну не обронить.