Вальё - страница 10

Шрифт
Интервал


Однажды, когда у меня температура поднялась выше сорока градусов, я видел нечто такое, что до сих пор не могу себе объяснить. Можно ли образы в бреду трактовать как символизм? Неизвестно, но тогда я шел через ужасное бесконечное поле. Идти было тяжело, я был ранен, ноги еле плелись, передо мной появлялся небольшой пригорок, и как только я его проходил, он вновь виделся спереди. Бесконечный круг, сознание замыкалось от перегрева. По всему полю были разбросаны люди. Мертвые солдаты, кони, повсюду стояли знамена, невзрачные, тусклые, они медленно покачивались на ветру. И это легкое колыхание вызывало ужас.

Ощущение было похоже на фильм, который ты смотришь без звука и в замедлении. Через какое-то время эта тишина и медленная смена кадров введет в транс. Это защитная реакция. Я шел по мертвым, по нескончаемому полю, всюду будто валялись те, кто не смог вернуться обратно в свое тело, но я дошел.

Здесь ощущение было похожее, все вокруг было какое-то мертвое, хотя на самом деле мир оставался по-прежнему живым. От этого было страшно. Безысходность и отчаяние царили повсюду. Один лишь свежий воздух был реальным, все остальное казалось вымышленным.

Я попробовал снова зайти в клуб. Подошел к Винсенту и блуждающим взором смотрел на них. Они пили и рты их открывались, но слов слышно не было, сплошной шум. На столе лежало меню, но букв не было, размытый и потертый текст, надписи, которые находятся настолько далеко, что ты их не способен прочесть. Я пытался что-то сказать Винсенту, пытался его отвлечь, просил меня послушать, но никто меня не замечал. Никто из них. Я начал сомневаться в своей реальности. Казалось, что я для них невидим. Также было и с другими людьми, они просто шли мимо, не поднимали на меня глаз, смотрели сквозь меня. Это и нагоняло ужас, я был совершенно один и никто не мог ни помочь мне, ни даже услышать меня.

Мне снова нужен был воздух, я выбежал на улицу. Там было ощутимо прохладнее, по коже пробежал легкий холодок, он был очень приятным. Я стоял у небольшого окна с торца дома и смотрел сквозь три слоя стекла на тот столик, где сидел Винсент. Им было очень весело, и это еще больше огорчило мой больной рассудок. Они смеялись, говорили, улыбались друг другу, а я будто витал где-то недалеко от них, но смотрел на все это издалека, наблюдал сцену как безмолвный зритель, что не может оказывать влияния на сюжет.