Взяв кусок мела, лежавший на бильярдном столе, он повертел его в пальцах.
– Ух ты, и что же меня выдало? – насмешливо спросил он.
Вопрос явно был риторический, но мой мозг сгенерировал автоматический ответ. У тебя загар слишком ровный. А на руках нет мозолей. И рубашка классическая. Три верхние пуговицы были расстегнуты, воротник приподнят скорее по небрежности, чем нарочно, и помят. Парень с ухмылкой облокотился на стол. Казалось, он возомнил себя полубогом, решившим поразвлечься беседой с ничтожными смертными. В его движениях угадывалась поразительная легкость, а в теле будто бы совсем не было напряжения. Не составляло труда представить его древним правителем, который нежится на роскошных носилках, пока их тащат рабы.
Или солдаты, подумалось мне. Что-то подсказывало, что он любит нарываться на драку. Что ж, в этом баре у чужака были все шансы в нее ввязаться.
Только это не мои проблемы.
– Кэйли, – позвала я. Окружающие вряд ли заметили бы перемену в моем голосе, но сестра сразу ее уловила. Нас с ней выковали совсем в другой печи. Кэйли спрыгнула со стола и направилась ко мне. Поравнявшись с парнем, который разве что дырку во мне не прожег своим взглядом, она сбавила шаг.
– Может, еще увидимся, – сказала Кэйли с улыбкой, не сулившей ничего доброго.
– Нет, не увидитесь, – возразила я так, чтобы чужак точно услышал.
– Что, правда? – Он снова впился в меня взглядом и поставил стакан с виски на самый краешек стола, точно решил бросить вызов самой гравитации и проверить, существует ли она вообще.
Стакан, как ни странно, не упал.
– А ты, девочка-палиндром, – продолжал незнакомец. Волосы по-прежнему падали ему на глаза, отбрасывая тени на острые будто лезвие скулы. – Анна. H-A-N-N-A-H. Может, хоть с тобой мы еще увидимся? Зажжем от души, так сказать, развлечемся. – Он положил руку на сердце и понизил голос: – Если твое имя пишется без h на конце, я ничего не хочу об этом знать[10].
Буква h в моем имени писалась и в начале и в конце, а еще я должна была сохранять невидимость. Так что никаких новых встреч. И уж точно никакого «зажжем от души».
Даже этого разговора вообще не должно было случиться.
* * *
Через пятнадцать минут Кэйли уже вышагивала по каменистому берегу с той же грацией, что и по бильярдному столу, – будто вся ее жизнь была прогулкой по канату, натянутому высоко-высоко. Она шагала и даже не глядела себе под ноги – куда больше ее интересовало ночное небо. А я шла следом. В Кэйли жила кипучая, неутомимая энергия, удивительная жажда жизни.