Тени на костях монастыря - страница 4
Перед обедом она вышла за деревню к шоссе. Уже подходя, Екатерина пожалела о своей затее. Ругала себя, сестру и этот дурацкий сон. Прижавшись к дорожному столбу, она бормотала: – Две белые, одна красная… Пропустить… Четвёртую остановить… Машин не было. – Где же они? Сколько ждать? Она уже хотела уходить, как вдруг со стороны Брянска донёсся гул мотора. Екатерина бросилась назад. Но машина ехала в Сосновку. – Не то… – прошептала она. И в этот момент слева на скорости промчалась белая «Волга». Справа – ещё одна, иномарка. Потом красная. – Мать родная… – прошептала Катерина. – Неужели правда? Она выскочила на дорогу, размахивая фатой. Со стороны города показался военный «Урал». Машина остановилась. Из кабины выглянул усатый мужчина в фуражке. – Что случилось, мать? Екатерину душили слёзы. – Шесть лет назад умерла моя дочь… – с трудом выговорила она. – Мне снилось, что она просит передать фату четвёртой машине… Мужчина побледнел. – Это выше моего разумения… Но мы везём погибшего солдата. Если разрешат, положим вашу фату с ним. Ноги у Катерины подкосились. – Возьмите… Спасибо вам… Она опустилась у столба, зарыдав. Солнце клонилось к лесу, заливая небо багрянцем. Катерина не знала, принесёт ли это облегчение. Но в её сердце, впервые за долгие годы, теплилась слабая искра надежды.
Тени прошлого.
Бывает в жизни мгновения, которые не поддаются ни разуму, ни сердцу. Словно тени из потустороннего мира, они обступают тебя со всех сторон, шепчут что-то невнятное, а ты стоишь, оцепенев, и не можешь понять: явь это или наваждение. История, о которой я расскажу, случилась со мной в далёкие советские времена, когда я, молодой и неопытный, проходил службу в армии. И хотя прошло уже немало лет, память о тех событиях до сих пор тревожит душу, будто невидимый палец касается её, напоминая о чём-то важном… и страшном.
Начну с того, что служба моя началась в учебной части «Тула-50», где офицеры, словно бесы, гоняли нас, солдат, не оставляя ни минуты покоя. Устав, дисциплина, муштра – всё это было свято и нерушимо. Часть наша славилась тем, что выпускала отличных младших командиров, которые потом разъезжались по всему Союзу. Но не всем удавалось дойти до финиша. Кто не выдерживал нагрузок, того отправляли в хозяйственный взвод – на свиноферму, где солдаты, как крепостные, выращивали свиней от рождения до убоя. После учебки я попал в батальон охраны танковой части «Кировоград-25». Располагалась она в глухом лесу на территории Украинской ССР. Лес этот с первого взгляда показался мне странным. Деревья стояли, словно заколдованные: ни ветерка, ни шелеста листвы. Ни птиц, ни зверей, ни цветов – лишь тишина, давящая на мозг. Долгое пребывание здесь вызывало головную боль и необъяснимую усталость. А ночью, когда наша рота заступала в караул, тишина становилась такой густой, что казалось – сам воздух вокруг застыл. Между солдатами ходило множество баек о странных происшествиях в лесу. Но я, как человек несуеверный, не верил ни единому слову. Пока не убедился во всём сам. Спустя год службы моё отделение заняло первое место в батальоне по огневой и тактической подготовке. В награду мне дали отпуск. Перед отъездом ребята из моего призыва – в основном москвичи и ленинградцы – попросили привезти им белорусского самогона. Я пообещал и слово сдержал. Мать налила в трёхлитровую банку крепчайшего домашнего спиртного, закрасила свекольным соком и закатала металлической крышкой. С виду – самый настоящий вишнёвый компот. Спокойный и довольный, я отправился в часть, рассчитывая вернуться к вечеру. Однако планы мои начали рушиться ещё на вокзале Кировограда. Там я столкнулся с командиром второго взвода нашей роты, который встречал свою дочь. Увидев меня, он поинтересовался, как я доберусь до части. Я, не подумав, ответил с юмором: – Для перворазрядника по бегу пять километров лесом – пустяк. – Сержант, вы вообще в курсе, что ночью в одиночку по лесу шастать запрещено? – строго спросил он. Я, конечно, знал. Но как сказать капитану, что везу самогон и хочу пронести его в роту? Капитан мой юмор не оценил и тут же позвонил дежурному по части, чтобы меня забрали с вокзала. Как назло, дежурным оказался замполит батальона, майор Чернышевский – человек, от которого шарахались не только солдаты, но и офицеры. Когда он начал проверять мою сумку, сердце моё замерло. – А это что, компот? – с усмешкой спросил он, глядя на банку. – Так точно, товарищ майор, – бодро ответил я. – Ладно, – проговорил он, – здесь нет времени на дегустацию, но в дежурке попробуем твой «компот» на вкус. Я тяжело вздохнул, предчувствуя беду. Отъехав от военного городка, мы погрузились в ночную тьму леса. На улице начался холодный осенний дождь, и настроение моё окончательно испортилось. Вдруг перед машиной возник силуэт человека, который резко взмахнул руками и исчез под колёсами. – Мать твою! – выругался майор. – Кого нечистая носит по лесу! Водитель, рядовой солдат, побледнел как полотно. Да и я сам был в шоке. – Сержант, – обратился ко мне майор, – чего сидим? Вылезай, пойдём, посмотрим, кто там. – Может, привидение? – не подумав, ответил я. – Вы ещё шутить вздумали! – гневно заметил майор. Шутить я не собирался. Но едва ухватился за дверную ручку, как машина заглохла, и мы оказались в кромешной тьме. – Это что за номер! – вспылил майор. – Включи фары! Водитель старался изо всех сил, но фары не загорались. Машина не заводилась, и это взбесило майора. – У тебя что, аккумулятор сел? – Товарищ майор, я не знаю, что происходит, – растерянно произнёс водитель. – Зато я знаю, рядовой Самцов. По приезду в часть отправишься на гауптвахту. В этот момент машину с такой силой толкнули, что я чуть не ударился лбом о лобовое стекло. – Что за чёрт! – прошептал майор, дрожащей рукой доставая пистолет. В темноте перед машиной начали двигаться какие-то тени. Они были одеты в длинные плащи с капюшонами, под которыми не было видно лиц. Казалось, будто эти плащи сами по себе плыли в воздухе. Я, человек не робкого десятка, почувствовал, как по спине побежали мурашки. Тени медленно двигались вокруг машины, а затем начали дёргать ручки дверей. – Держите ручки! – с паникой в голосе закричал майор. Вдруг из-за поворота показались фары другой машины. На мгновение свет осветил наши лица и двигающиеся тени. В ту же секунду зажглись фары нашей машины, призрачные фигуры начали растворяться в воздухе. Одна из них обернулась, и мы увидели жёлтое лицо со страшным оскалом. Машина завелась и, словно не управляемая, понеслась в кювет. – Держи руль! – заорал майор. Водитель резко затормозил, и мы остановились перед самой обочиной. В подъехавшей машине оказался командир части. – Вы что, обкурились? Не видите, куда едете? – резко отругал он нас. Мы сидели как вкопанные, не в силах вымолвить ни слова. – Сержант, может, вы объясните, что произошло? – обратился ко мне командир. – Товарищ подполковник, нашу машину остановили какие-то странные фигуры, – хрипло ответил я. – Какие ещё фигуры? – глупо переспросил он. Майор Чернышевский был настолько подавлен, что, вернувшись в часть, даже не стал меня наказывать. Он лишь бросил: – Всем отбой! Но какой там отбой? Едва я появился в роте, как друзья потащили меня в каптёрку. До трёх часов ночи мы пили самогон, а дежурный по роте умолял нас вести себя тише. Наутро, когда личный состав ушёл на зарядку, в казарме появился майор Чернышевский. Он подошёл ко мне и тихо сказал: – Ты никому не рассказывал о том, что произошло вчера? – Нет, – честно ответил я. – И не надо. Ты знаешь, а ведь командир части после нашей встречи врезался в дерево. Он в коме. Я был потрясён. – Часто у вас такое бывает? – невольно спросил я. – Довольно часто, – ответил майор. – Здесь раньше был женский монастырь. Во время гражданской войны его разграбили банды Махно. С тех пор здесь творятся странные вещи. Мы ещё немного поговорили, и майор ушёл. Я сдержал слово и никому не рассказал о случившемся. Вскоре я демобилизовался, но память о том лесе и его тайнах до сих пор не даёт мне покоя. Эта история оставила после себя чувство тревоги и недосказанности. Лес, словно живое существо, хранит в себе тайны прошлого, а люди, оказавшиеся в его власти, становятся лишь марионетками в руках неведомых сил. Возможно, это напоминание о том, что есть в мире вещи, которые не поддаются объяснению, и лучше обходить их стороной.