Она напряглась всем телом, изогнулась дугой, сжала зубы и… о чудо! Коса зависла в воздухе, и поплыла.
– Трифон, уйди! Не доводи до греха! – крикнула Анфиса в красное лицо насильника, но тот уже стянул с себя штаны и цыкнул на неё: – Цыц, дура. Ещё бегать будешь за Три…
Коса вошла ему аккурат промеж лопаток. Дико выкатив глаза, Трифон уставился на вдову, и наконец, рухнул на неё.
Она завизжала, из-зо всех сил пытаясь выбраться из под тела, и когда ей это удалось, побежала к бабке Степаниде. Та давно жила на выселках, и считалась ведьмой. После захода солнца, Степанида пришла в избу Анфисы. Брезгливо ткнула клюкой в распростертое тело Трифона и плюнула:
–Тьфу, бесстыдник! Вот что, Анфиса. Такого кабана мы, слабые женщины, не сможем вытащить. Я сейчас заговорю его, только не бойся, не ори – а то погубишь и себя и меня!
– Да, бабушка. – кивнула Анфиса. Она была бледна, и её всё ещё трясло от случившегося.
Бабка зашептала что-то на ухо покойнику, и вот, он поднялся сначала на колени, потом на ноги, и встал перед старухой, глядя вперёд невидящими очами.
– Внучка, надень ему портки, штоль. Не ровён час, увидит кто, нам это ни к чему.
Вдова кое-как натянула Трифону штаны, подвязала кушаком. Она старалась не смотреть на покойника – лицо его застыло в жуткой гримасе.
–…фоном! – выговорил мёртвый язык, и водянистые глаза уставились на Анфису.
– Бабушка…– заскулила Анфиса – мне стра-а-ашно!
– Не хнычь. Он сам пойдёт, куда накажу. К реке пойдём.
Село уже спало, но чтобы избежать случайных взглядов, бабка Степанида и Анфиса повели мёртвого Трифона задворками, ломая на пути прогнившие балки загонов. Когда вышли к реке, напихали ему полные карманы камней, и за пазуху для верности положили камень потяжелее.
– Ну, прощай, батюшка, Трифон Кузьмич, – Степанида ткнула ему в спину своей клюкой, и мертвец, переваливаясь с одной ноги на другую пошёл в воду. На полпути вода закрутила его – здесь был омут, гиблое место.
–Бабушка! Что же теперь будет?! – Анфиса обняла старуху, но тотчас отпрянула: – Что это с тобой?
Бабка Степанида как-то съёжилась, ссохлась, словно Трифон забрал с собой все её силы. Лицо её выглядело почти белым в мертвенном свете луны.
– Ослабла я, внученька. Помру скоро. Ну, пойдём, не то заметят нас у реки, ни к чему это.
Когда пришли к Степаниде, та, не запаляя лучины, легла на скамью. В избе и так было светло – в окно глядела полная луна,